Музыкальная шкатулка Анны Монс - Екатерина Лесина

Акулина забрала шкатулку домой и засунула ее на дальнюю полочку. Сама по себе шкатулка ее не интересовала, другое дело — реакция Стаса. Теперь Акулина следила за ним еще более пристально.

Она боялась упустить момент, когда Стас обнаружит пропажу.

А он все медлил и медлил, явно тянул время, хотя тот, вернее, та, с кем Стас говорил, и настаивала поторопиться. Как Акулина это поняла? По его телефонным разговорам, которые становились все дольше и напряженнее. Стас, увидев номер на мобильном, вскакивал, менялся в лице — он уже не давал себе труда скрывать раздражение, — и выходил из кабинета. Отсутствовал когда пять минут, когда десять, но возвращался взбудораженным, злым. И злость эту он выплескивал на того, кто ему под руку подвернется.

Однажды он и вовсе звонок сбросил.

— Потом я как-то в курилке с ним столкнулась. Он же редко курил. А тут стоит, взгляд в стену вперил, руки трясутся. Сигарету до губ с трудом доносит… Я и поняла, что он ходил тайник проверять.

Акулина вздохнула.

Ей казалось, что момент триумфа должен быть другим, ярким, что он искупит всю ту боль, которую ей довелось испытать по вине этого человека. А в действительности она вдруг поняла, что ей нет дела до Стаса. Она уже давно сама по себе.

И, наверное, снова способна стать счастливой.

— Потом его убили…

— Вы испугались? — спросил Игнат.

— Нет. И не раскаялась в том, что сделала. Виноватой, если хотите знать, я тоже себя не считаю. Он сам влез в это дело, каким бы оно ни было. И получил по заслугам.

Шкатулку Игнат прихватил с собой, нес ее под мышкой, без всякого уважения к исторической ценности вещи. Он подозревал, что дело тут отнюдь не в истории, вернее, в ней, но не столь уж давней.

В машине Игнат сунул шкатулку в руки рыжей, велев ей:

— Держи.

Она кивнула. Задумчивая. Растерянная. Сложно привыкнуть к тому, что люди, которых она знала и наверняка считала близкими, почти родными, на самом деле вовсе не таковы, какими казались. Но держится она неплохо, с учетом того, что ее едва не пристрелили. Ни слез. Ни истерик. Ни жалоб. Только хмурится и нос трет.

— Все равно не понимаю… — вздохнула Ксюша и посмотрела на Игната искоса.

Потому, что история — такая, надвое разломанная, но с одними и теми же героями.

— Поехали, прогуляемся…

Он вырулил к озеру. Поговаривали, что некогда на этом самом месте стояла церковь, будто даже чудотворная, но в безбожные советские времена было принято решение церковь снести. И то ли силу заряда рассчитали неверно, то ли не учли особенности грунта, но котлован вышел огромный, а на дне его открылись родники. И, сколько ни пытались строители отвести воду, не получалось ничего. Тогда котлован расширили и превратили в озеро.

А вокруг устроили парк.

От парка мало что осталось — пара десятков старых тополей, клен, рассеченный ударом молнии надвое, и старая карусель на ржавых цепях. Игнат помнил это место другим и сейчас почти расстроился, увидев пестрые палатки, лотки и разноцветные зонтики открытых кафе.

— Посиди тут, — он устроил рыжую на лавочку и отошел.

Луиза Арнольдовна ответила на звонок сразу.

— Слушаю, — в ее голосе была приятная хрипотца.

— Доброго утра, Луиза Арнольдовна, — Игнат взглядом отыскал рыжую макушку. — Скажите, пожалуйста, не собиралась ли Виолетта выйти замуж?

— Когда? Она же раз в полгода собирается замуж. Если бы вы знали, чего мне стоит отговорить ее от подобных глупостей!

— Скажем… незадолго до смерти матери?

— Собиралась.

— А имя жениха вы не помните?

— Нет. Это имеет значение?

— Возможно… вы ведь расстроили и эту свадьбу? — Игнат поднял кленовый лист, ярко-зеленый, которому бы еще жить и жить.

— Естественно. Это был совершенно неподходящий для нее молодой человек… хотя он отличался от прочих. Да, погодите, — голос ее слегка дрогнул. — Он мне сперва понравился. Такой, знаете ли, воспитанный, вежливый для своего уровня. И держится без подобострастия… они все вечно пытались мне угодить.

— А этот — нет?

— Нет. Он не очень-то скрывал, что он — из семьи среднего достатка… единственный сын, это я запомнила хорошо. И вот я как-то подумала, что Виолетта впервые сделала достойный выбор.

— Но потом?..

— Потом мальчика проверили. Не сочтите меня занудой, но я предпочитаю, чтобы рассказы этих… женихов соответствовали действительности.

— И оказалось?

Рыжая то и дело привставала и вертела головой.

— Он не солгал. Он и правда был единственным ребенком в семье, весьма приличной семье. Мать — учительница, отец из бывших военных. И про университет — правда, и про работу… перспективный мальчик. Да вы его знать должны, он у вашего отца в штате числится… или числился.

Игнат представил себе, как узкие губы Луизы Арнольдовны сжимаются в линию. Вот, значит, от кого отец узнал об истории с Акулиной. Но не стоило забегать вперед, и Игнат поинтересовался:

— Но что-то вам не понравилось? Что же?

— Отношение. Он был неглуп, работоспособен, честолюбив, что лично я считаю достоинством, и — при некоторой помощи со стороны — мог бы сделать блестящую карьеру, но… его отношение к женщинам… Моя служба раскопала несколько весьма неприятных историй. Конечно, мальчишке удавалось не доводить дело до суда, но след… вы же понимаете, что бумажный след остается всегда. Все очень зыбко, недоказуемо, и, если бы речь не шла о моей внучке, я бы закрыла на это глаза.

Но Виолетта — родная кровь. И бабушка не слишком-то обрадовалась тому, что будущий потенциальный зять не просто волочится за каждой юбкой, но и не особо чист на руку.

— Вы ведь понимаете, если он не гнушается таких… методов по отношению к посторонним, то и Виолеточке рано или поздно достанется.

Все-таки она любила их, и дочь, и внуков, искренне желала им добра, но характер не позволял ей отступать от прежних привычек и добро это навязывать силой.

— Вы ей рассказали?

Рыжая ерзала на скамейке, уйти не решалась, но и затянувшееся ожидание ее не слишком-то радовало.

— Попыталась. Виолетта — хорошая девочка, но слишком уж наивная, романтичная. Она решила, что все это — клевета, и заявила, что она совершеннолетняя и мое согласие ей ни к чему… Но тут Оленька погибла, и стало не до свадеб. А потом у них как-то само собой все разладилось, чему я, признаться, рада.

— Луиза Арнольдовна, — Игнат помахал рыжей и знаком велел ей оставаться на месте, — скажите, это ведь вы папе информацию передали?

— Да, — скрывать что-либо она не считала нужным. — Мне показалось, ему будет интересно… он ведь уволил этого мерзавца?