Сын Авонара - Кэрол Берг

Четвертый год правления короля Эварда, зима

За неделю до суда Кейрон разбудил среди ночи. «Мне жаль тебя тревожить, но необходимо поговорить».

— Как я хочу быть с тобой, — ответила я, садясь на кровати и успокаивая смятенные мысли, чтобы говорить разборчиво.

«Кажется, они решили, что я сказал им все, и мне больше нечем заняться, только размышлять».

— И о чем же ты размышлял, пока я беззастенчиво предавалась лени?

«Для чего я здесь».

— Не понимаю.

«Если я в самом деле последний, тогда вопрос, когда я умру, довольно важен, это не просто личное дело дж'эттаннского целителя тридцати двух лет от роду, о котором не пожалеет никто, кроме тебя. Нет, я не хочу жалобами заставить тебя перечислять, кто станет скорбеть обо мне, хотя это утешило бы меня. Но если я действительно последний, а судя по всему, так оно и есть, тогда что-то необходимо завершить. И я изо всех сил стараюсь понять, что именно».

— И ты уловил хотя бы намек?

«Может быть, я схожу с ума. Я не в силах понять. Поэтому я должен поговорить с тобой прямо сейчас. Эти дни и недели я делал все, заставляя себя поверить, будто моего тела не существует, я ушел от внешнего мира, и увидел, как велик и загадочен мир внутренний. И я кое-что нашел. Должно быть, это уже давно таилось во мне, а может быть, не во мне, а в той части меня, которая досталась мне от отца, от матери, от деда…»

— Продолжай.

«Это слово силы, подобное тем словам, которыми я лечу».

— Слово… и что оно делает?

«Не знаю. Может быть, ничего. Но я не могу отделаться от него, в нем заключены образы, наподобие того, как в тексте рукописи содержатся изображения птиц, животных или цветов. Белый город стоит, окруженный зелеными горами, а за ним лежит огромная пропасть, такая глубокая и темная, что я не осмеливаюсь заглянуть в нее. Что-то сломано… я не знаю что. Похоже, это безумие…»

— Ты не безумен. Нет. Ты во всем точно такой, каким я тебя знала. Не сомневайся. — Я вскочила и заметалась по комнате, словно пойманный зверь. Как мало я могу предложить ему. Только свою убежденность.

«Я надеялся услышать это. Возможно, я смогу узнать больше».

— Мы узнаем вместе.

Всего за несколько дней до суда я все еще пыталась найти кого-нибудь, кто поможет защитить Кейрона, но от жрецов и следователей не было никакого проку. Никто не станет защищать мага, заявили они. К чему это?

— Потому что это справедливо, — настаивала я.

— Я вообще не понимаю, зачем король Эвард затевает суд, — сказал сухопарый лысый жрец Аннадиса, который уже несколько раз навещал меня. — Оставить мага в живых хоть на день, какое оскорбление Близнецам. Люди хотят видеть его сожжение. Говорят, он шпионил для Керотеи, творил магию на пользу им даже в тюрьме.

Конечно, потому-то все так затянулось. Кейрона скормят народу, чтобы подогреть боевой дух, к весенней кампании у короля снова будут рекруты.

— Отец Гласст, я должна пойти на суд. Мне должны позволить защищать его.

— О, я не сомневаюсь, вы будете там, моя госпожа. Король утверждает, что никогда не слышал от вас ни слова лжи.

Мне показалось странным, что Эвард расхваливает мои добродетели, но я уцепилась за эту новость и лелеяла ее, словно самую ценную в мире вещь. Надежда. Всего лишь проблеск надежды. Я смогу говорить в защиту Кейрона. Мартин всегда повторял, что я смогу убедить самого бога морей Джеррата осушить океан. Мне хотелось, чтобы иссохший маленький жрец забрал своего трепещущего юного ученика и убрался, тогда я могла бы упиваться надеждой, я могла бы подумать, решить, как вести себя дальше.

— Мы лишь надеемся, что вы будете достаточно свободны от влияния чародея и правда не будет жечь вам уста.

Окрыленная надеждой и новыми возможностями, я ответила так, словно жрец действительно слушал меня.

— Я говорила только правду вам и вашим товарищам все эти недели. И мой муж говорит только правду. Выслушайте его, узнайте его историю, вы поймете.

Бледный тощий человечек задохнулся от возмущения. Я ни за что не стану слушать мага. Вот причина вашего падения, сударыня. Прислушиваться к злу — значит подпасть под его власть. Слава Близнецам и их великому отцу Ароту, больше никто никогда не попадется на дьявольские речи чародея.

— О чем вы говорите?

— Ему же вырвали язык! Как раз вчера. Нельзя допустить, чтобы он околдовал короля или Совет лордов на суде.

Пучеглазый ученик подхватил:

— По этой же причине ему выжгли глаза и переломали руки в день ареста. Так что он не смог подчинить себе следователей колдовством и заклинаниями. Нельзя же позволить магу творить чары!

Мне казалось, что земля ушла у меня из-под ног. Отшатнувшись от гордых собой скотов, я повернулась к запертой двери и колотила по ней кулаками, пока кровь не замарала дерево.

— Стража! Будьте вы прокляты навеки. Стража! Пусть боги проклянут вас всех. Уберите этого червя из моей комнаты. Я должна видеть канцлера или кого-нибудь из властей. Я требую сюда своего брата. От имени короля творятся преступления! Король Эвард должен знать об этом!

Скоро дверь распахнулась, и ошалевшие жрецы выскочили из комнаты, дрожа, словно перепуганные кролики. Ученик уронил лампу, и когда стражник затопал по масляной луже, сбивая огонь, я попыталась проскользнуть мимо него. Но его напарник впихнул меня обратно и захлопнул дверь. Я ревела от ярости, пока у меня не сел голос, но никто не пришел, ни сразу, ни позже, никто не стал слушать мои жалобы.

Дрожащая, осипшая, от боли едва способная соображать, я упала на пол и уронила голову на кровать, стараясь взять себя в руки. Я не разговаривала с Кейроном с прошлого вечера, с того момента, как они сотворили это новое изуверство, и пока тянулись часы молчания, я начала бояться, что он умер. Его глаза. Его язык. Его ласковые руки. О боги, сжальтесь…

Перемены в освещении за высоким окном доказывали, что время не остановилось. Пришло утро. Кто-то принес поднос, поставил у двери. Я даже не шевельнулась. Судя по свету, время перевалило за полдень. Поднос исчез. Только когда последние желтые лучи солнца снова поглотил серый вечер, я услышала его зов. «Сейри…»

— Я здесь, — отозвалась я, заполняя сознание приготовленными для него образами, надеясь и молясь, чтобы он нашел во мне хотя бы ничтожное утешение, мысли о саде, о поездках на прекрасном коне, о горах и свете зари, о моих руках, обнимающих его. Но все мои старания ни к чему не привели. Я думала, знаю самое худшее, что случилось, но я ошибалась.

«Они схватили Мартина и остальных. Говорят, сделают все необходимое, чтобы заставить их сознаться в предательстве. Я слышу их крики…» Голоса в моей голове стали свинцовыми, словно море под грозовыми тучами, мертвыми, словно поле после битвы, безрадостными, как руины Ксерема. Даже в самые худшие ночи этой зимы Кейрон не был так близок к отчаянию. «Они говорят, что сделают то же самое с тобой. Говорят, у них есть доказательства, что ты убийца, и тебя за это повесят. О боги, Сейри…»