Темный аншлаг - Кристофер Фаулер

На эту высоту совмещенное звучание песен и музыки проникало сквозь искажающие звук перегородки сценических механизмов пятидесятилетней давности, порождая странные диссонансы, вызывая вибрацию кабеля и приглушенное дребезжание сетки, обусловленное резким смещением истертого плетения железных нитей.

Бидл спустился на этаж ниже, в помещение, расположенное за балконом первого яруса, миновал кабинеты и попал в галереи с маховиками и загрузочными устройствами. Здесь зрелище было таким же: персонал недвижимо ждал своей очереди, затем внезапно на несколько секунд приходил в движение, чтобы снова занять прежнюю позицию. Его удивило, что рабочие действовали столь же слаженно и сосредоточенно, как и исполнительский состав. Он вышел из главного помещения за кулисами, подальше от площадок подъемника, и, не имея представления, какую позицию занять, наугад пошел вперед. В результате Бидл оказался в лабиринте коридоров и переходов, откуда толком не обозревались ни сцена, ни зрительный зал. Ему страшно хотелось прекратить весь этот бред, сделать хоть что-нибудь действительно полезное по возможности в офисе, где есть порядок и заведенная процедура.

С правой стороны, на балконе первого яруса, он увидел осветителя в ожидании сигнала и, за неимением лучшего, присоединился к нему.

– Сколько времени до конца акта? – прошептал Бидл.

Техник прижал указательный палец к губам, окинул взглядом сцену и отмерил пятнадцать минут.

– Включая вызовы на бис, – едва слышно добавил он.

Сидней вздохнул и расстроенно облокотился на стену.

Артур Брайант убрал с глаз непокорную челку и спрятал сложенные листки бумаги в верхний карман пальто. Направил фонарик в другую сторону и поставил на место папки с чертежами. После смерти Орфея от рук вакханок его отрубленная голова изрекала пророчества, пока не превратилась в оракула более прославленного, нежели дельфийский, посему бог Солнца повелел ей умолкнуть. Его останки были собраны и погребены сестрами его матери, а лиру поместили на небеса, так что его жизнь началась и закончилась в одной и той же точке, образовав замкнутый круг.

Брайант злился на себя за то, что не сумел раньше распознать мифологической символики. Он подошел к двери архива и попытался ее открыть. Стараясь справиться с замком, сквозь замочную скважину увидел, как перед ним мелькнуло бледное разъяренное лицо. Секундой позже кто-то запер дверь с другой стороны, повернув в замке огромный медный ключ. В коридоре заслышался звук удаляющихся шагов. Он толкнул дверь, но замок плотно сидел в крепкой дубовой двери, и она не сдвинулась с места.

Артур выбежал в соседнюю комнату, но в ней не было выхода, лишь наполовину заколоченное окно, выходящее на улицу, до которой было четыре этажа вниз. Сердце заколотилось в груди, когда он увидел, как фонарик замигал и погас.

Держа Эвридику за руку, Джон Стикс следовал за Орфеем через лабиринт подземного царства. Земную поверхность в спектакле обозначал яркий луч прожектора, выхватывавший кусок сцены напротив группы исполнителей; таков был технический эффект, используемый для создания иллюзии дневного света. На самом верху стояла Валери Марчмонт – Общественное Мнение, чье лицо скрывала гротескная трагическая маска. Пока процессия двигалась по кругу (а у зрителей складывалось впечатление, что она восходит к поверхности земли), Общественное Мнение умоляюще предостерегало Орфея не оглядываться, если он не хочет навсегда потерять свою супругу.

Мэю казалось, что Ева Нориак чем-то встревожена. Он не знал в подробностях этого эпизода постановки, но даже из партера было заметно, что на сцене творится что-то неладное. Вот Эвридика остановилась и рывком попыталась высвободить свою руку из руки Джона Стикса. Мэй проследил за ее взглядом, брошенным в сторону колосников, но площадки подъемника были скрыты пламенем на декоративном экране, установленном на просцениуме.

В этот момент к действию пробудился Юпитер, и сцену сотряс удар молнии – яркая электрическая вспышка. Орфей оглянулся, и стоящая у могильного капкана Эвридика исчезла в грибообразном облаке дыма. На сцене враз все изменилось: Эвридика (а в действительности – ее обнаженный манекен в натуральную величину) полетела назад в подземное царство, а пара изогнутых занавесей, изображавших небесный свод, сомкнулась над ней под действием того же барабанного устройства, которое поднимало вверх боковые декорации.

Занавеси опускались все ниже, а Общественное Мнение в платье с длинным шлейфом по-прежнему стояло на вращающемся диске. Край небесного свода, утяжеленный стальным стержнем, резко падал вниз, прямо на Валери Марчмонт. Прежде чем Мэй сообразил, что к чему, тот ударил ее по лицу, вдребезги разбив фарфоровую трагическую маску и сбросив со сцены ее саму с такой же легкостью, как гипсовую копию Эвридики, но зрители ничего не заметили, поскольку на подиум вихрем высыпали девушки, визжа и высоко задирая ноги в долгожданном канкане.

Мэй выскочил из бокового прохода в партер и побежал к служебному выходу, но тот был заперт. Он барабанил в дверь, пока кто-то не дернул ручку с другой стороны, затем пробрался к задней части сцены. Рядом с упавшим небосводом, опрокинувшись на спину, лежала Марчмонт с раскроенным стальной штангой черепом. Из рассеченной сонной артерии кровь хлестала на пол, разливаясь вдоль задней стены и стекая в сливные отверстия, ведущие к главному водостоку.

Мэй огляделся вокруг в поисках Сиднея Бидла и увидел, как молодой офицер карабкается по стальной стремянке, соединяющей первый и второй уровни подъемника над сценой.

Сидней краем глаза приметил чью-то расплывчатую, голубоватую фигуру, мелькнувшую в лучах цветных прожекторов, но, пробираясь по одному из сценических мостиков, почувствовал, как тот закачался под его весом, и внезапно потерял ориентацию. Лучи скользили по сцене, создавая светотени и кружась в сумасшедшем вихре по маскировочным сеткам.

Внизу мерцающей массой белой плоти и алого шелка визжали и улюлюкали танцовщицы. Тень над его головой переместилась, споткнувшись о бухту троса, и стала раскручиваться в сторону кулис. Бидл рванулся вперед, но край заграждало оборудование. Идти было некуда. Он присел на мостик и спустил ноги вниз, пока те не коснулись нижней площадки подъемника. Найдя точку опоры, он бросил корпус вперед, надеясь выпрямиться во весь рост, но в этот момент почва предательски выскочила из-под его полицейских ботинок.

Правой рукой он ухватился за перила площадки, но левая соскочила. Повиснув на одной руке, он закачался над сценой.

Рука Сиднея медленно соскальзывала с ржавых стальных рельсов, а маячившая фигура – видение, возникшее из хаоса призматических красных и голубых теней, утрачивала очертания.

Но вот мышцы его руки не выдержали, и полицейский с криком упал на нижнюю площадку.

Свет в партере горел вовсю, придавая зрительному залу унылый, меланхоличный вид. Ранкорн отгородил лентой заднюю часть сцены. Уаймен, фотограф из центрального управления Вест-Энда, фотографировал пятна крови на полу. Две половинки белой маски Общественного Мнения валялись в загустевшей луже крови. Было пять минут первого, и лишних сотрудников отпустили.