Ночь длиною в жизнь - Тана Френч

Я тронул ее волосы кончиками пальцев, ощутил на запястье ее быстрое теплое дыхание.

— Где ты была? — спросил я тихо, у самых ее губ. — Где ты была все это время?

Мы прижались друг к другу как потерянные дети, страстно и безнадежно. Мои руки помнили мягкие горячие изгибы ее бедер наизусть, они словно всплыли мне навстречу из каких-то глубин мозга, казалось, давно закрытых. Не знаю, кого искала Нора; она поцеловала меня с такой силой, что я почувствовал вкус крови. Нора пахла ванилью. Рози обычно пахла лимонными леденцами, солнцем и растворителем, которым на фабрике счищали пятна с одежды. Я запустил пальцы в густые кудри Норы и почувствовал, как ее грудь прижимается к моей — на секунду мне показалось, что она плачет.

Нора отодвинулась первой и, тяжело дыша, одернула свитер. Ее щеки пылали.

— Мне пора, — сказала она.

— Останься, — попросил я и снова обнял ее.

Она задумалась, покачала головой и сняла мои руки со своей талии.

— Я рада, что ты пришел.

«Рози осталась бы».

Я чуть не сказал это вслух; и сказал бы, если бы верил, что это хоть как-то поможет. Вместо этого я откинулся на спинку скамейки, глубоко вздохнул и слушал, как сердце потихоньку успокаивается. Тогда я взял руку Норы и поцеловал ее ладонь.

— И я рад. Спасибо, что вышла ко мне. Теперь иди, пока не свела меня с ума. Сладких снов.

Ее волосы растрепались, мягкие губы опухли от поцелуя.

— Счастливо добраться, Фрэнсис.

Она поднялась, запахнула пальто и прошла по двору, ни разу не оглянувшись. Потом скользнула в дом и закрыла за собой дверь. Силуэт Норы двигался по подсвеченным шторам в спальне, а я сидел на скамейке, пока колени не перестали трястись. Тогда я перебрался через стену и ушел домой.

На автоответчике меня ждало сообщение от Джеки с просьбой позвонить.

«Ничего важного, так. Просто… ну, сам понимаешь. Пока».

Усталый голос сестры казался старше, чем когда-либо. Я и сам так развинтился, что не мог решить: страшно перезванивать завтра, учитывая, что произошло, когда я не ответил на сообщения Кевина, но Джеки с Гэвином хватит удар от телефонного звонка в несусветную рань. Я отправился спать. Ворот свитера пах волосами Норы.

В среду я проснулся поздно — около десяти, чувствуя себя более истощенным, чем накануне вечером. Уже несколько лет я не испытывал запредельной боли — ни физической, ни душевной — и стал забывать, сколько она отнимает сил. С помощью холодной воды и черного кофе я счистил пару слоев шелухи с мозгов и позвонил Джеки.

— А, приветик, Фрэнсис.

Голос звучал хмуро, если не сказать хуже. Даже если бы у меня хватило времени и сил напрягать ее по поводу Холли, у меня бы язык не повернулся.

— Привет, милая. Я только что прослушал твое сообщение.

— Ох… да. Я потом подумала, что не стоило… Ну, не хотела тебя пугать — еще подумаешь, что стряслось что-нибудь. Я просто хотела… узнать, как дела.

— Прости, вечером в понедельник я рано ушел. Надо было еще поторчать.

— Может быть. Да все равно, дело прошлое. В любом случае ничего страшного не случилось: выпили, попели — и разошлись по домам.

В трубке слышался густой шум: болтовня, «Герлз Элауд» и фен.

— Ты на работе? — спросил я.

— Ну да. А что? Гэв не мог взять еще один отгул, а мне не улыбается торчать в квартире одной… И вообще — если вы с Шаем правы насчет положения страны, мне лучше не бросать постоянных клиентов, а?

Подразумевалась шутка, но Джеки не сумела выдать ее с блеском.

— Не насилуй себя, крошка. Если вымоталась, иди домой. Постоянные клиенты не бросят тебя ни за какие коврижки.

— Кто знает, кто знает. Нет, все нормально — мне приносят чай и разрешают перекур, когда пожелаю. Я уж лучше тут. А ты где? Не на работе?

— Взял отгул на пару дней.

— Это правильно, Фрэнсис. Ты слишком много работаешь. Устрой себе праздник, своди Холли куда-нибудь.

— Вообще-то, пока у меня свободное время, собираюсь поболтать с ма. Наедине, пока папаши нет рядом. Можно подгадать как-нибудь? Ходит ведь он в магазин или в паб?

— Обычно — да. Но… — Джеки усиленно пыталась сосредоточиться. — Он вчера страшно мучился со спиной. Сегодня, кажется, тоже еле с постели встал. А когда у него прихватывает спину, он обычно просто спит.

Да, знакомая картина… Доктор прописал обезболивающее, а папаша залил таблетки водкой из-под половицы и отключился на ближайшее будущее.

— Мама будет дома весь день, пока Шай с работы не вернется, на случай если папе что-то понадобится. Ты позвони ей; она рада будет тебя видеть.

— Позвоню. А ты скажи своему Гэву, пусть бережет тебя изо всех сил.

— Он просто прелесть! Не знаю, что бы я без него делала… Слушай, хочешь к нам сегодня вечером? Может, поужинаешь с нами?

Рыба с картошкой под соусом «жалость». Звучит изысканно.

— Я занят. Спасибо за приглашение, милая, но лучше в другой раз как-нибудь. Давай-ка иди работать, пока мелированные пряди не позеленели.

Джеки неловко изобразила смех.

— Ага, пойду. Будь умничкой, Фрэнсис. Маме привет передай, — сказала она и ушла в мир гудящего фена, болтовни и сладкого чая.

Джеки оказалась права: когда я позвонил, парадную дверь открыла ма. Она тоже выглядела обессиленной и похудела — одна из складок на животе исчезла. Мать несколько мгновений разглядывала меня, потом бросила:

— Па спит. Иди на кухню и не шуми.

Она повернулась и потопала, морщась, обратно по лестнице. Ей не мешало бы причесаться.

Густая смесь запахов — пролитое пойло, освежитель воздуха и жидкость для чистки серебра. Иконостас Кевина при свете дня выглядел даже еще более угнетающим; цветы почти завяли, поминальные открытки попадали, а электрические свечи мигали. Из-за двери спальни доносился приглушенный довольный храп.

Ма разложила на кухонном столе все имеющееся в доме серебро: столовые приборы, брошки, рамки для фотографий, загадочные абстрактные поделки, сменившие множество владельцев в подарочной карусели, прежде чем осесть в маминой кухне. Я вспомнил, как Холли, опухшая от слез, яростно терла кукольную мебель.

— Давай помогу, — сказал я, взяв тряпку.

— Ты все только испортишь, криворучка.

— Дай попробовать. Скажешь, если буду делать неправильно.

Ма бросила на меня подозрительный взгляд, но от такого предложения грех отказываться.

— Может, и пригодишься, в конце концов. Выпьешь чаю.

Это был не вопрос. Я придвинул стул и взялся за столовые приборы, пока мама шуровала в буфетах. Разговор, на который я рассчитывал, лучше всего пошел бы в доверительной беседе мамы с дочкой; поскольку я не был должным образом экипирован, на нужную волну нас могла бы настроить совместная работа по дому. Если бы мама не занялась серебром, пришлось бы чистить что-нибудь еще.