Поздравляю со смертью - Маргарита Малинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут мой телефон пикнул. Пришло сообщение по WhatsApp. Я открыла приложение.
Фотография. Больничная палата, я на кровати, бледная как поганка, лохматая и ненакрашенная, четыре девчонки вокруг меня, включая Наташку, и парень, который усиленно отворачивает лицо в сторону. Но даже в профиль…
— Нет! — закричала я. — Это невозможно! Это же… Это же… — я не смогла договорить.
— Да! Это Павел из кафе. Который почему-то представился Жаном. Почти как Дон Жуан, только Жан. Ага-ага, как же! — заржала она снова. — Имечко отпад, но ему совсем не подходит. Слишком простоват.
Я сбросила, чтобы больше этого не слышать. Встала и заходила по квартире, забыв совсем про покусанную ногу. Этому должно быть какое-то рациональное объяснение. Федор был прав, а я нет. Мистики не существует! Никакой убивающей открытки не было, а был убивающий яд на острой скобе. Почему же я так легко поверила?
«Старички!» — вспомнила я. Да, это странно, но тоже должно быть какое-то объяснение. Может, они актеры и им заплатили? Ага, чтобы конкретно меня развлечь или обмануть. Зачем я кому-то сдалась? Наташка! Она это все спланировала. Она подготовила в фотошопе фотографию, где вместо моего красавчика Жана вставила того невзрачного прыщавого парня… Но где она нашла его фотографию? Не сходится… Значит, они изначально были в сговоре!.. Ага, а как они узнали, что ко мне подойдет знакомиться нормальный парень?.. Значит, они все трое в сговоре! Боже, я схожу с ума…
Я метнулась в спальню. На шкафу давно стояла бутылка со святой водой, еще с того периода, когда я была воцерковлена и мы вместе с мамой ходили на службы в великие праздники, святили куличи на Пасху и брали крещенскую воду. Не знаю, не потеряла ли она силу за столько лет…
— Силу, — хмыкнула я. — Это просто вода…
Однако в моей жизни уже давно все не «просто». А что, если?..
Я полезла на шкаф, взяла воду и начала пить прямо из бутылки. Жар меня потихоньку отпустил. Разум прояснился. Итак, что я могу сейчас сделать? Мне нужно понять, является ли Жан Павлом. Это простая логическая задачка из разряда строгой дизъюнкции. Ответ: или да, или нет. Третьего не дано. Если они двое — один человек, то что не позволяет мне это увидеть?
И тут я вспомнила сегодняшние слова Натальи: «Когда человек влюбляется, он будто под мороком ходит».
Я поднесла телефон к губам и задала поиск:
— Рунический став от мороков.
Нанесла на руку первую попавшуюся картинку обычным черным маркером, который всегда валяется у меня на журнальном столике. В дверь позвонили. Как не вовремя… Видимо, это Жан вернулся.
Так оно и оказалось. Я всматривалась в его лицо так жадно, будто была в Лувре и отстояла гигантскую очередь к Джоконде, а теперь пыталась понять, что в ней такого, раз пришлось переться в другую страну, потратить кучу времени и денег, чтобы на нее взглянуть.
Овал лица совпадает с тем парнем, как я его запомнила. Но все остальное — другое. Глаза другие, их цвет. Кожа. Что-то еще, чего я не могу постичь, что-то неуловимое…
— Пустишь? — хмыкнул он, и я поняла, что держу его на пороге и не даю пройти.
Я молча посторонилась. Затем вспомнила по руны на руке и перевела на них взор. Картинка от длительного всматривания закрутилась, как карусель — примерно так же, как было в усадьбе на той стене. Затем я подняла глаза на его лицо.
О боже… На него как будто навели резкость. Одежда неряшливая, грязная. Кожа, до этого прекрасного ровного цвета, приобрела подростковые угри и аллергическую сыпь. Нос будто укоротился, превратившись в неаристократическую пуговицу. Глаза будто стали меньше, хотя цвет все равно был другой, не как у того парня — красивый ярко-синий. «Линзы», — подумала я. Ведь очки пришлось снять, линзы все равно нужны, почему бы не выбрать цветные? Волосы… такие же жирные, как в нашу первую встречу в кафе. Губы теперь тоньше и обветрены — ничего общего с теми соблазнительно блестящими и чуть более пухлыми. Два лица какое-то время еще наслаивались друг на друга, то пропуская вперед некрасивое, прыщавое, узкогубое, то возвращая красивое и любимое. На каком лице остановится эта круговерть, мне было безразлично, ведь свой ответ я уже получила.
Я стала пятиться обратно в комнату, а Жан наконец заметил каракули у меня на руке.
— Что… О нет, нет! Ну зачем?! — Он завыл, как раненый зверь, которому прострелили лапу.
У тебя ранена лапа, а у меня — душа!
Я повернулась к нему спиной, потому что смотреть на него не было сил и желания. Что-то нехорошее крутилось у меня в животе от осознания того, что произошло. В итоге я оказалась лицом к столу, на котором все еще стояла еда. А вот это зря, лучше бы смотрела на что-то другое…
В вазе лежали персики поверх яблок. «Желтое на красном», — вновь подумала я, подбегая к углу помещения, когда все мои внутренности полезли наружу…
* * *
— Да, прости, я тысячу раз виноват. Но я столько раз проходил мимо тебя в усадьбе, любуясь тобой, восхищаясь даже, а ты меня не замечала. Даже ленивый взгляд не бросала в мою сторону. Подумаешь, нищий очкарик с плохой кожей! А ты ведь королевна! Твое место — во дворце! Недаром усадьбы любишь. Если бы я морок на свою квартиру со старой советской мебелью не навел, ты бы сбежала, едва переступив порог!
— Ты себя пытаешься так оправдать или что?!
Я сидела на кресле, руки сложены на груди, а он ходил передо мной, как просящий еду кот, и сознавался во всем. Скажешь тут всю правду, лишь бы тебя снова погладили. Только вот Жан не кот, и гладить его, как и в принципе трогать, я больше не буду.
— Нет, я говорю как есть. Я объясняю свою мотивацию. Ты могла быть моей только под приворотом.
— И давно ты практикуешь такие вещи? — спросила я без любопытства. Так, для справки. Но, в сущности, мне было все равно. Я хотела, чтобы он убрался из моего дома, но он не уходил. Он жаждал все объяснить и покаяться. Вымолить прощение. Почему-то до людей никогда не доходит, что, чтобы не вымаливать прощение, нужно просто не делать что-то такое, за что придется его вымаливать.
— Давно. Я даже снискал себе славу в определенных кругах, есть постоянные клиенты. Никакой