Ранняя пташка - Джаспер Ффорде

Поднявшись по роскошной центральной лестнице, я задержался на площадке, с некоторым беспокойством глядя на стеклянную витрину с останками местного убийцы по фамилии Армстронг. Полстолетия назад его выморозили насухо и посадили на стул для всеобщего обозрения, в той самой одежде, в которой он был повешен. К счастью, Армстронг был осужден Летом. Зимой его бы подвергли Морозокуции, а останки бросили бы на съедение диким зверям – от него не осталось бы ничего, кроме нескольких зубов, быть может, да камней в почках, если таковые у него имелись.

Раздался едва различимый глухой удар, словно кто-то тяжело спрыгнул на пол этажом выше. Мне не пришлось размышлять – сработало обучение в Академии. Услышав глухой удар, медлить нельзя – ни секунды. Нелетальное оружие является оружием ближнего боя, а события в ближнем бою развиваются с пугающей быстротой.

Я сбежал по лестнице вниз в центральный атриум, где Фулнэп застыл наготове с «Аэраубицей», а Фоддер внимательно следил за тихо тикающим барографом. Прибор был настолько чувствительным, что мог обнаружить изменение давления окружающего воздуха из-за быстро распахнутой двери, проехавшего мимо грузовика и даже чихания вблизи, записав все это на бумажной ленте несколько ярдов длиной. Заглянув Фоддеру через плечо, я увидел линию, изображающую характерную сигнатуру оружия, примененного поблизости. Схватив трубку красного аппарата, я нажал кнопку, обозначенную «Консульство». В таких ситуациях всё решает слаженная работа команды.

– Пичок или горб? – спросил Фулнэп.

– Острый всплеск, изогнутое плечо и медленное затухание, – ответил Фоддер, не отрывая взгляда от ленты. – Похоже на «Мастер-бластер» [117], в радиусе двухсот ярдов.

– Консульство, Трикл слушает, – ответил по телефону Джим.

– Уортинг, звонит из музея, – сказал я. – Барограф зафиксировал удар, дистанция двести ярдов, Фоддер полагает, это «Мастер-бластер».

– Мы здесь ничего не заметили, – сказал Трикл. – Что вам нужно?

Я оглянулся на Фоддера, тот сказал, что мы справимся сами, но попросил предупредить Токкату, на всякий случай. Повторив сообщение, я положил трубку и записал время звонка в журнал происшествий.

Откуда-то из недр здания донесся звон разбитого стекла, а барограф зафиксировал еще один удар.

Фоддер непринужденно принял командование на себя со словами «мы это как-нибудь переживем» и начал отдавать приказания, методично, без спешки.

Паника – удел дураков.

– Кривой, ты со мной, – сказал он, вручая мне «Молчаливый ужас», самое грозное оружие в нашем арсенале из тех, что можно было удержать в руках. – Покетс, оставайся в фойе и защищай кладовку ценой собственной жизни. Пошли.

У меня колотилось сердце, но, как это ни странно, не так сильно, как когда я шел вызволять миссис Тиффен. Я рассудил, что Фоддеру не раз доводилось побывать в деле, и потеря Младшего консула в первый же его день на службе плохо скажется на его репутации. Мы открыли первые ударопрочные ворота, и как только они были надежно заперты за нами и мы надели сапоги и куртки, Фоддер повернул запорный маховик, открыл наружную дверь и шагнул в Зиму. Снег до сих пор не прекратился, было еще достаточно светло, однако видимость не превышала двадцати шагов. Не медля ни мгновения, Фоддер как мог быстро двинулся в метель, прижимаясь к наружной стене музея. Я последовал за ним, стараясь не отстать ни на шаг, однако «Ужас» был тяжелый, мне не хватало сил, я был в плохой физической форме, и шаг у меня был не такой широкий, как у Фоддера, поэтому очень скоро он скрылся из вида. Я слышал только собственное учащенное дыхание и не видел ничего, кроме кружащихся хлопьев снега и стены музея справа от себя. Однако я не останавливался и примерно через полминуты бега почти вслепую наткнулся на спину застывшего на месте Фоддера и с такой силой ударился губой о рукоятку его «Кувалды», что у меня на глазах выступили слезы.

– Осторожнее! – прошипел Фоддер.

Теперь мы находились позади музея, у обитой дубом двери черного входа, в которую совсем недавно был сделан мощный выстрел – там, где налипший на дерево снег растаял и тотчас же замерз снова, лед был прозрачным словно стекло.

– Проникнуть здесь внутрь без шансов, – сказал Фоддер. – Они пытались выманить нас наружу.

– И?

– И преуспели в этом. – Он пнул ногой два рюкзака, валявшихся на снегу. – Полагаю, их двое.

Изучив следы на снегу, Фоддер двинулся вперед. Я следовал за ним по пятам, смутно обеспокоенный тем, что он удалялся от зрительных ориентиров. Но, как он говорил, город нужно знать, как завитки собственной зимней шерсти. Мы шли минут пять, ориентируясь по следам, уже практически занесенным свежим снегом, и где-то через сто ярдов оказались перед входом в Парк развлечений Талгарта, представлявший собой не более чем кирпичное строение с кассами и турникетом. Открыв дверь в помещение касс, Фоддер кивком предложил мне зайти внутрь. В помещении имелись лишь стойка, плакаты, рекламирующие местные достопримечательности – полеты на планерах, посещение мукомольни, прогулки верхом на пони, – и стол с несколькими стульями. Пыльный пол был усеян рекламными листовками, сброшенными сквозняком с полок. Остановившись, Фоддер опустился на корточки, и я последовал его примеру.

– Компас есть?

Я кивнул.

– Они вернутся этим же путем, когда решат, что мы ушли, – прошептал Фоддер. – Оставайся здесь, и ровно через шесть минут выйдешь на улицу и выстрелишь из «Ужаса» в сторону востока. Тем самым ты выдашь свое местонахождение, поэтому затем тебе нужно отступить на тридцать шагов к музею, и если из бурана появится кто-либо кроме меня, ты подпустишь их поближе и завалишь. Если они будут вооружены, полностью открой заслонку, чтобы поразить цель наверняка.

– Это положит конец перемирию, – заметил я.

– Если это Счастливчик Нед, – возразил Фоддер, – в таком случае он сам нарушил перемирие, появившись здесь. Ровно шесть минут, так?

– Шесть минут.

Фоддер вышел за дверь, перепрыгнул через турникет, огляделся по сторонам и бесшумно скрылся в полумраке. Отступив назад, я уселся спиной к стене касс, рядом с дверью, чтобы видеть все, что снаружи, и уставился на медленно ползущие светящиеся стрелки часов. Я ожидал услышать приглушенный хлопок «Кувалды» или более резкий удар «Колотушки», но стояла полная тишина. Мой слух не мог уловить ни звука; я сидел на корточках, чувствуя, как холод от пола постепенно разливается по моим ногам.