Кошка Белого Графа - Кира Калинина

Сани выехали на торговую улицу и приостановились у мужской галантереи.

В карету, отдуваясь, забрался человек, оказавшийся самым настоящим ученым магом. Под шубой у него пряталась академическая мантия, а в саквояже — всевозможные инженерно-магические приспособления.

Маг сообщил, что его научные интересы лежат в области незримых миров и спиритуальных практик, а потом битый час прикладывал ко мне свои хитроумные инструменты, задавал вопросы через Рауда, что-то обдумывал, прикидывал. На шаманский амулет он скривился, но махнул рукой: "Лишним не будет".

— Если бы вы пришли ко мне в первые сутки, — вздохнул он наконец, — можно было бы попытаться обратить процесс, а теперь остается уповать на, так сказать, метод, предложенный богами.

Он снял пенсне и потер мясистый нос.

— Мне не нравится, что вас адресовали сразу к Двуликому. Он самый сложный и непредсказуемый из богов. Бог выбора, бог всех богов. Он тоже может потребовать свою цену, и такую, что вам не захочется платить.

Бог выбора? Как будто у меня есть выбор!

— Боги вообще непредсказуемы. Тем более в такую ночь, когда все лики собираются в один и распадаются заново, боги выходят к людям, а люди становятся богами. Хотел бы я присутствовать при этом явлении. Восьмой год подаю прошение в храм, но пока безрезультатно.

Маг вздохнул опять, пожелал мне удачи и откланялся.

"Что он имел в виду?" — спросила я Рауда.

— Что в жизни есть вещи, не поддающиеся познанию… — последовал ответ. — Ты когда-нибудь задумывалась, почему в храме, который носит имя всех богов, распоряжаются ули Двуликого?

"Потому что он отец всех богов".

— Или потому что он и есть все боги. Это старое учение, с некоторых пор переведенное в разряд тайного знания, которое доступно служителям богов, магам не ниже восьмого уровня и владыкам стихий. Согласно этому учению, Двуликого полагается называть Многоликим…

И я вспомнила! Одна из сказок, которые читала внуку Старая Хель, так и называлась: "Сказка о Многоликом". Самая необычная из историй о богах, поэтому я ее и запомнила.

"Жил он на небе, но сказало небо: слишком ты тяжел, не могу я тебя держать. И пришел он на землю, и было у него много лиц. Одно светлое, другое темное, одно молодое, другое старое, одно мужское, другое женское, одно холодное, другое горячее, одно твердое, другое мягкое — и еще множество лиц. И были у него все силы мира, и прогибалась твердь под его стопами, и изливался из недр жидкий огонь, будто кровь. И сказала земля: тяжела твоя сила, нет у меня мочи носить тебя.

Тогда он повернулся вокруг своей оси столько раз, сколько дней в году, и столько раз, сколько ночей в году, и каждый раз у него было новое лицо, и каждый раз выходил из его рта сын или дочь и забирал себе это лицо. Так родились боги, и у каждого было по одной силе, и разошлись они по земле, и стали повелевать кто дождями, кто морями, кто лесами, кто огнем, кто водой, кто жарой, кто стужей. Но дни в году кончились, и ночи в году кончились, а у бога осталось еще два лица… Сделался он легким и снова поднялся на небо.

Стали дети его плакать и просить, чтобы он вернулся, и он сказал, что ровно через год в эту же ночь преграда между небом и землей падет, и он спустится к ним, и пусть все придут, чтобы чтить его. Так появился праздник Ночь Всех Богов".

— Считается, что в эту ночь все боги собираются воедино, становясь одним существом — Многоликим, — сказал Рауд. — Соответственно возрастают и его силы. Поэтому он может исполнить любую просьбу. Если пожелает, конечно.

А если не пожелает?

— Скорее всего, просить не потребуется. Ты просто войдешь в Лабиринт Судеб, перед тобой откроется Врата Вечности, я тебе о них расскажу. Через эти Врата ты проникнешь в Небыль и соединишься со своим телом так, как делала всегда.

Рауд произнес это уверенным тоном, хотя мы оба знали, что не все так просто. Оставались еще Нежа, Свен и Свяна с их загадочной службой. И церемония, на которую Рауд возлагал надежды столь большие, что в них даже бессловесной кошке признаться нельзя.

Его рука легла мне на шею; пальцы мягко перебирали мех, почесывая горло и загривок, ладонь скользнула по спине… И резко отдернулась.

— Прости, забылся.

Я посмотрела на его озабоченное лицо.

"Да что там, гладьте. Вам это нужно", — и аккуратно взобралась к нему на колени.

Подумаешь, мужские ноги. На груди я у него лежала, теперь на ногах полежу. Какая разница?

Для нас с Кайсой настал праздник. По случаю хорошей погоды принц Гюнтер отбыл на охоту в Тихейский лес и собирался вернуться только на Ночь Всех Богов, то есть через три дня. Мы сейчас же отправились гулять, сперва вместе, затем порознь.

Кайса первым делом кинулась к Ойсину, чтобы поблагодарить за спасение от Гюнтера, и фендрик, довольный собой, в лицах изобразил ей, как сумел провести негодяя.

"Прошу прощения, ваше высочество! Неизвестная дама срочно требует вас для приватного разговора! Нет, она не назвалась, лицо скрыто вуалью. Но по всему видно, что дама знатного рода и хороша собой. Она угрожает ворваться в зал и устроить скандал перед его величеством — если ваше высочество не изволит выйти к ней сию же минуту!"

Высочество покривилось, но изволило.

"И где твоя дама, болван?" — это уже Гюнтер.

"Не могу знать, ваше высочество! Только что была тут… Прикажете обыскать дворец?"

"Ты идиот, фендрик?!"

"Виноват, ваше высочество!"

А сам и правда принял идиотский вид, встал навытяжку, ест глазами королевского наследника, как собака хозяина. И чем злее бранится Гюнтер, тем преданней фендрик на него таращится.

В общем, обошлось. Принц и мысли не допустил, что какой-то сопляк-гвардеец осмелится его дурачить.

Кайса слушала своего спасителя, то обмирая от страха, то прыская в кулачок, а в конце поцеловала от избытка чувств. Правда, всего лишь в щеку. Потом парочка осталась любезничать, а я пошла по своим делам.

Проследила за принцем Фьюго — он проводил время с молодыми ригонскими дворянами, ненавязчиво расспрашивая их о политике и владыках стихий. Выяснила, где комнаты баронессы Гелеоны Хендевик, и отыскала Шоколадку. Та познакомила меня с дымчатой кошкой по имени Муфта, живущей у жены гофмейстера.

Когда мы разговаривали, из-за двери высунулись две пушистые собачьи мордочки с круглыми глазками и маленькими черными носами.

— Спокойно, — объявила Шоколадка. — Это свои.

— Привет, — сказала я мордочкам. — Вас как звать?

Шоколадка и Муфта засмеялись.

— Это же собаки! Они говор-рить не умеют! Только гавкают и р-рычат!