Разбудить бога - Дмитрий Янковский

Когда я решил убить Кирилла во сне, я уже знал, из чего буду стрелять в него здесь, в сфере взаимодействия. Раз уж судьба заставила меня в свое время уничтожить винтовку, то грех было не использовать это обстоятельство в собственных интересах, И я его использовал. Во время одного из снов я нащупал энергетическую сущность своего верного оружия и усилием воли вытолкнул его в земляной грот, где мы с ребятами прятались от вечного ливня. Грот находился здесь, в сфере взаимодействия, Поэтому, попав сюда, мне оставалось только по компасу добраться до грота, взять винтовку и снести Кириллу голову метким выстрелом. Правда, в тот раз искусства снайпера от меня не потребовались — стрелял я почти в упор.

А потом, оставив труп посреди вываленного термоядерным ударом леса, я похоронил винтовку в третий раз. Точнее — спрятал, На всякий случай. И надо же — этот случай представился куда раньше, чем я предполагал. Спрятал я ее, кстати, в том же земляном гроте. На боевом сленге мы называли эти гроты «пузырями», поскольку больше всего они напоминали вспученные под землёй пузыри. Говорят, тут ниже уровня почвы растут какие-то особые гигантские грибы. Пока растут, распирают грунт, а потом высыхают, превращаются в труху, а полости остаются, Мы старались обозначать их на карте, чтобы всегда иметь укрытие от дождя. Присохнуть в таких «пузырях» не получалось, поскольку времени не было, а вот покурить — запросто. И спрятать что-нибудь — запросто. И найти — запросто. Даже без карты, ведь я прекрасно запомнил место.

Конечно, окончательно пристрелить Кирилла можно было из чего угодно, хоть из автомата. Но это в теории. А на практике Кирилл не подпустит меня к себе на расстояние трехсот метров. Он уже умный, и хотя подарил мне ворону, но убил-то я его, а не он меня. Каким бы плохоньким снайпером он меня ни считал, но стрелять я умел, и он знал об этом прекрасно. А потому у меня попросту не было выхода, кроме как достать его с такой дистанции, к которой он не готов.

На самом деле дистанции, к которым люди оказываются не готовы, меняются с течением времени. Когда-то максимальная дальность поражения из огнестрельного оружия не превышала пятидесяти шагов. Были эдакие слонобои калибром миллиметров двадцать, но с эффективным огнем метров на тридцать. Если из такой штуковины садануть с близкой дистанции, то дыра в брюхе будет с обеденную тарелку, но дальше пуля летит уже по такой траектории, что камень, пущенный из пращи, может оказаться более эффективным. Затем дальность боя постепенно повышалась, но во все времена находились отдельные виды оружия, которые по характеристикам превышали среднестатистические образцы. Все эти виды были, что называется, эксклюзивными произведениями оружейного искусства, и именно в этом было их сокрушительное преимущество. Большинство людей попросту не знали о них, не имели о них представления, не думали, что их могут снять с дистанции, в два раза большей, чем та, к которой они привыкли. Но в данном случае речь шла о превышении дистанции в десять раз, а уж этого Кирилл от меня никак ожидать не мог.

Дело в том, что КСК «Рысь» пятидесятого калибра, которую я тут благоразумно припрятал, могла поражать живую силу на дистанциях до трех тысяч метров. Конечно, на пределе дальности поражения можно было говорить только о неподвижных целях, но в критической ситуации один раз мне пришлось поразить движущуюся мишень. Это нельзя было считать победой, поскольку на другом конце траектории пули был не враг, а друг, но факт оставался фактом. К тому же я был уверен, что в нужный момент, увидев Алису с ржавым мечом в руке, Кирилл будет скорее неподвижной мишенью, чем подвижной. Я надеялся этим мечом его удивить. Или заставить расхохотаться. Или отвлечь. Ну хотя бы на пару секунд, мне бы этого было достаточно. И образ Умы Турман в желтом комбинезоне с мечом от Хатори Ханзо вполне подходил для данной цели. К тому же ничего другого у меня все равно не было, так что выбирать тактические уловки было попросту не из чего. Правда, трофейная куртка Алисы ничем пресловутый желтый комбинезон не напоминала, да и меч был несколько секонд-хенд, но это можно было считать скидкой на суровую действительность объективной реальности.

Уловки уловками, но не следовало забывать и о главном тактическом ходе — о том выстреле, при помощи которого я хотел навсегда избавить мир от Кирилла. Пробираясь по залитому дождем лесу, я снова и снова мысленно ловил противника в сетку прицела, а затем решительно и плавно выжимал спуск. Сейчас мне это было необходимо — не имея возможности реально тренироваться в стрельбе, хотелось хотя бы таким странным способом освежить навыки. К тому же, чего уж греха таить, ни о чем другом я попросту думать не мог. Рациональные причины, которыми я объяснял мотивации своего марш-броска через лес, меркли в сравнении с крепнувшей во мне первобытной злостью. С той отчаянной злостью, которая заставляет волчицу или тигрицу пускать в ход зубы против превосходящего противника, когда детенышам угрожает опасность. И хотя Макс не был мне родным сыном, но именно сейчас я ощутил проявление самого настоящего родительского инстинкта. Именно сейчас, спеша достать винтовку из тайника, я понял, что вышибу мозги любому, кто будет угрожать Максу или Катьке.

В фильмах и книгах мне часто встречалось выражение «спасти мир», И сейчас, без всякого преувеличения, я шел именно спасать мир от злодея, по всем правилам жанра. Но было и одно но. В данном случае я спасал скорее Катьку и Макса. Ну а уж если для их спасения приходится спасти мир... Что поделаешь? Побочный эффект...

Несмотря на пришедшую в мир вечного ливня осень, я без особого труда узнавал приметы, по которым предстояло найти винтовку. Вот большая, заполненная водой воронка от взрыва. За ней ручей. Все так же, как когда мы пробирались тут с отрядом, ведя боевые действия в этом нереальном лесу. А вот и поляна, за которой под землей располагался «пузырь». Идти дальше я осмелился только после того, как пристегнул к автомату свежий рожок. Дело в том, что в этих «пузырях» время от времени устраивали себе жилище жуткие твари, которых мы прозвали когтерезами. Эдакие безмозглые двуногие чудища с длиннющими когтями на руках. Причем работать этими когтями они умудрялись с такой скоростью, что изображение в глазах размазывалось.

Год назад неподалеку отсюда мне дважды приходилось сталкиваться с когтерезом, причем однажды я оказался с ним один на один без оружия. Сейчас у меня не было ни времени, ни желания повторять тогдашний подвиг, поэтому я вскинул автомат и осторожно двинулся через кусты, Рука болела неистово, но я начал потихоньку привыкать к этой боли, От одного военного доктора я слышал, что, когда боль становится невыносимой, организм сам начинает выделять в кровь эндорфины — естественные наркотические вещества, по структуре близкие к морфинам, Наверное, процесс пошел. В любом случае я ощущал уже скорее тупую пульсацию, чем боль в прямом понимании этого слова.

Желтые листья, набухшие от дождя, непрерывно сыпались с веток деревьев, жидкая глинистая грязь расплескивалась при каждом шаге. Двигаться в таких условиях бесшумно было мне не по силам, поэтому, отбросив иллюзии о возможности скрытного перемещения, я получил выигрыш в скорости. Попросту говоря, я ломился через кусты как медведь, готовый каждую секунду шарахнуть очередью во все, что движется. Неожиданно мне вспомнилась охранная сигнализация Дьякона, и я усмехнулся. Попадись мне сейчас на пути детская игрушка, я бы точно отправил ее в пространство добрым пинком. Такое вот состояние. Скорее всего, это обратная сторона того напряжения, без которого невозможно заставить себя идти в бой. Все инстинкты категорически против, а надо идти на огонь, на пули, на отточенную сталь. Поэтому приходится тащить себя волоком, преодолевая голос разума и голос инстинктов. А как это сделать без напряжения? Никак.