Жемчужный орден - Юрий Иванович

Вожак хотел возмущенно что-то возразить, но так и замер, парализованный гневным взглядом. Да еще осветительный шар так приблизился к их лицам, что у обоих волосы на голове стали потрескивать от нестерпимого жара.

– Ведь твои дети тоже беззащитные! Ведь они тоже никуда бы не делись от ловких пройдох с сетями! И чем тебе болары не угодили? Что плохого сделали?

Вожак ловцов пристыженно заморгал и признался:

– Ничего…

Бриг отпустил ворот рубахи и многозначительно проговорил:

– Мы здесь выполняем важное задание королевы, а вы…

Мужик опять рухнул на колени, и слова из него полились водопадом:

– Господин, умоляю и за себя, и за своих другов, не ведали, что творили, и не желали мы никакого зла. Да и боларам ничего плохого не желали: им же все равно где летать, что у нас, что в Чингалии. Простите, господин! Клянусь, что ни я, ни мои люди больше никогда этим делом заниматься не будем и… отпусти нас, господин, смилуйся над нашими детками!

Бриг Лазан немного поворчал для вида, пару раз тяжело вздохнул, а потом позвал Карпа за собой. Вернувшись к телегам, вручил мужику кинжал и приказал:

– Отпускай всех бол аров. И чтобы щепочки с них не упало!

Тот опрометью кинулся выполнять распоряжение. Причем делал это сноровисто, умело, – видимо, прекрасно знал, где какой узел располагается.

Болары взлетали лениво, словно недавно проснулись, хотя ночной образ жизни для зеленых шаров всегда считался более предпочтительным, чем дневной. Освобожденные летающие растения собирались на десятиметровой высоте и там словно поджидали своих остальных соплеменников. При этом они ворковали все интенсивнее и громче, и этот возмущенный гул довольно сильно испугал Карпа, который с опаской отступил к асдижону:

– Господин, как бы они того, на меня не бросились…

– Не переживай, возле Эль-Митолана они будут вести себе смирно, не было случая, чтобы они напали в моем присутствии. Отпускай остальных.

Действительно, хоть болары явно были настроены агрессивно, но атаковать при способном их сжечь маге они не посмели. Дождавшись полного освобождения всех особей, летающие растения резко набрали высоту и скрылись в неизвестном направлении.

А Бриг Лазан, перед тем как уйти, сделал Карпу еще одно наущение:

– Отныне можешь смело стращать всех остальных охотников тем, что асдижон горных егерей перекроет все дороги для торговли боларами. А кто ему попадется в руки, будет считать врагом короны и казнить на месте. Понятно?

– Да, господин! – И столько подобострастия, облегчения и желания навсегда забыть об этой ночи и возможном наказании слышалось в голосе вожака охотников, что сразу верилось, никогда этот мужик не обидит ни одно из летающих растений.

Возвратившись к остальным пленникам, асдижон отпустил их к обозу, а сам опять отправился в свою палатку, не забыв бодрым окриком поблагодарить своих орлов за отличную службу. А про себя внутренне посмеиваясь от довольства: и жертв удалось избежать, и торговлю незаконную прекратить. А утром еще и на перевалы распоряжение уйдет, и к границе. Вряд ли теперь хоть одного болара из Спегото вывезут незаконными путями. Ну а законными… Так пока об этом речь и не идет.

Во время ночного бдения возле Арки находились все четыре прибывших Эль-Митолана и два специальных наблюдателя. Последние жили здесь постоянно, и в их обязанности входило скрупулезно регистрировать каждое изменение в работе древнего артефакта. Делали они это с помощью специальной хрустальной призмы, благодаря которой замеряли интенсивность свечения. Помимо этого перед одним из наблюдателей стояло двое огромных часов, по которым он диктовал второму коллеге время свечения и время угасания с точностью до одной секунды.

Чудеса оживания мертвой, казалось бы, стены действительно начались ровно в час ночи. Наблюдатели установили все свои приборы за два часа до назначенного времени, а Эль-Митоланы расселись в удобных креслах в глубине зала ровно в полночь. Вначале по каменной структуре пронеслись неясные световые блики. Потом свечение стало усиливаться перемещающимися пятнами, и через полминуты вся Арка выделилась на темном фоне ровным фиолетовым мерцанием. Через минуту оно понизило свою интенсивность, еще через десять секунд – вновь вернулось к прежнему. Далее Арка светилась в таком режиме около получаса. А потом два раза режим на полчаса менялся. То есть частой смены предполагаемых сигналов явно не было, но и то, что высвечивалось, могло считаться величайшим событием в мире магии.

Чуть позже наблюдатели рассказали, что Арка светится таким образом лишь раз в месяц, и даже такая цикличность могла насторожить любого исследователя. Но на вопрос, почему же владычица Спегото до сих пор не созвала для решения этой задачи Эль-Митоланов со всего мира, помощник герцога лишь развел руками:

– Вот у ее величества и спросите.

Сам Невменяемый что только не делал и как только не подстраивал свое магическое зрение, но ничего конкретного так и не заметил. Тот же отрицательный результат был и у его коллег. Оказались совершенно бесполезными и дуросовые очки, которые на всякий случай все четверо по очереди опробовали. В последние десять минут все дружно попытались воздействовать на Арку, вернее, на само свечение своим магическим умением. Но безрезультатно.

После того как Арка утратила переменчивое свечение и вновь стала холодной и равнодушной стеной, Эль-Митоланы еще час продолжали высматривать в ее глубине любые отклонения от нормы. Но потом все-таки признали свое полное непонимание сути явления и разошлись по комнатам для короткого сна.

Именно тогда, ворочаясь на кровати от навалившейся бессонницы, Кремон вдруг с острым сожалением и желанием вспомнил о Сильвии, племяннице асдижона. Вспомнил ее жаркие объятия, стыдливость при первых поцелуях и нежную, ароматную кожу, от которой оторваться можно было лишь через силу. Вспомнил неловкие признания девушки, когда они уединились в первый раз, и те страстные ласки, которыми они награждали друг друга в ночной тиши уснувшего города.

Сон к Невменяемому так и не пришел. Вместо этого он долгое время играл со своим орденом, извлекая из него тоскливые и жалостливые мелодии. В последнее время стоило колдуну остаться одному, руки сами тянулись к награде, и мелодии с каждым разом получались все осмысленней и затейливее. Вполне возможно, что со временем он научится играть на этом инструменте древних и более сложные произведения.

Но сейчас его не успокаивали даже приятные звуки, которые извлекались нажатием на жемчужины. Поэтому Кремон поднялся раньше всех, взвинченный и раздраженный, принял душ и бесцеремонно растолкал своих товарищей. Заодно и помощника герцога разбудил вопросом:

– Ты остаешься или возвращаешься в Салию вместе с нами?

– Чего мне тут делать без вас? – удивился Аллан. – К тому же мне было поручено только сопровождать вас.