Крещение Руси и Владимир Святой - Сергей Алексеев

Киевский князь рисковать ни собой, ни своими воинами не хотел. Сначала он предложил Кальдимару поделиться землями, но тот наотрез отказался, желая всего или ничего. Он вновь потребовал или полновесной битвы в чистом поле – или поединка. Дружина, собранная Владимиром на совет, высказалась за битву с дерзким находником. Князей-разбойников с Киева хватило в былые времена, и потакать этой пародии на Святослава никто не собирался. Владимир, однако, не собирался и губить русских воинов с обеих сторон. Сойдясь в поле с войском Кальдимара, он теперь уже сам предложил ему поединок. Разумеется, сам князь, пусть и доселе бодрый телом, биться не желал и решил выставить на бой кого-нибудь из дружинников. Охотник сражаться с прославленным воителем Кальдимаром отыскался не сразу – недаром дружина изначально предпочла поединку сражение. Но, наконец, вызвался прибывший за год до того в Киев на службу исландский варяг Бьерн. Он сошелся с Кальдимаром и после ожесточенной схватки, уже тяжело раненный, прикончил его. Враги, оставшись без предводителя, предпочли рассеяться согласно условиям договора. Залечив раны и получив от князя щедрые дары, Бьерн следующей весною вернулся в родные края.

Эпизод оказался столь мимолетен и незначителен, что спустя века помнился лишь в роду исландского героя. Междоусобица, которая вполне могла открыть дорогу на Русь Дикому Полю, пресеклась, не начавшись. Но именно тогда, вероятно, пришел конец самостоятельному от киевских Рюриковичей Черниговскому княжеству. На несколько десятилетий Чернигов вообще лишился своих князей, перейдя в прямое подчинение Киеву. Видимо, как и во Владимире-Волынском, верховным правителем города считался в те годы местный епископ.

В 1011 году Владимира постигла новая утрата. Умерла великая княгиня, «цесарица Владимирова» Анна. Смерть христианской супруги, конечно, стала для князя тяжелым ударом. И его жизнь понемногу стала клониться к закату. Владимир имел достаточно оснований думать, что его долг на земле исполнен и завершен. Он лишь боялся, что не вполне искуплены грехи былого. Но уповал на очищающую силу святого крещения и милосердие Господа. Анну положили в каменном саркофаге в Десятинной церкви, посреди храма, и рядом с ней князь завещал упокоить себя.

Анна оставила Владимиру троих сыновей – Станислава, Позвизда и Судислава. Позвизд обеспечивал мир с правобережными печенегами. Он, вероятно, и умер в Степи. Станиславу Владимир в последние годы жизни выделил в качестве удела Смоленск, а Судиславу – Псков. Тем самым он обеспечивал покорность кривичских земель, упреждая возможное тяготение к ропщущему Полоцку. Оставались ли к тому времени в Смоленске и Пскове собственные «волостные» князья, мы судить не можем. Если и так, то они уступили власть сыновьям великого князя без заметного сопротивления. С назначением князей в Смоленск и Псков с племенными княжениями почти по всей Руси было покончено. Оставались только вятичи и радимичи – их Владимир полностью подчинить не успел, оставив задачу потомкам.

Со смертью Анны рвалась наиболее прочная нить, связывавшая Владимира с Византией. Одна из ромейских хроник прямо утверждает, что после кончины царевны между Русью и Империей наступило охлаждение. Причина его очевидна – понижение статуса Русской Церкви, отказ Константинополя утвердить и признать киевского архиепископа Иоанна митрополитом.

Раздражение импульсивного Владимира, теперь не сдерживаемого супругой, вылилось в присвоение себе новых императорских регалий. В последние годы жизни князь предпринимает еще три серебряных монетных выпуска. На этих монетах мы видим его восседающим уже не на примитивном столе, а на настоящем престоле, троне со спинкой, напоминающем императорский. На некоторых же монетах самого позднего выпуска Владимир носит не прежнюю свою высокую княжескую шапку, а увенчанный таким же крестом уплощенный головной убор византийских императоров. В этой императорской символике нет места уже родовому знаку Рюриковичей – и он переместился на оборотную сторону монет, заменив обычное в Византии изображение Христа Пантократора. Здесь не было кощунства – напротив, христианство изображенного на лицевой стороне князя теперь, без родового знака наравне с крестом, подчеркивалось четче. Но отказ от подражания имперским образцам лишний раз подчеркивал независимость Руси. Владимир бросал вызов за вызовом, напоминая цареградским свойственникам, кто над кем доказал превосходство.

Полного разрыва с Византией, однако, не случилось – ни политического, ни церковного. Владимир продолжал заботиться о развитии отношений с Восточной империей. Лучшее свидетельство тому – основание русского монастыря, Росика, на Святой горе Афон. В те годы на Руси уже возникало довольно много монастырей, основывавшихся на средства князей и бояр. Как правило, это были кельи при церквях – как, например, при киевском деревянном соборе Святой Софии, возведенном еще при Ольге. Первые русские монахи оставались уединенными отшельниками, собиравшимися лишь для молитвы, и традиции монашеского общежития, прививаемые на Афоне, оставались на Руси неизвестны.

Владимир об этом, должно быть, не задумывался – иначе завел бы иные порядки в первых киевских монастырях. Создание русского монастыря на Афоне казалось ему важным для утверждения полноценности русского христианства, равноправия Руси в христианской Вселенной, вопреки недоверию греков. С другой стороны, первые русские монахи тянулись к первоисточникам веры, желали соприкоснуться с самой землей Византии и остаться там для постижения глубин христианства. Не все хотели при этом возвращаться назад. Нельзя не отметить, что многие первые монахи сталкивались с трудностями в новокрещеных землях европейского Севера, где главным долгом мужчины издревле считалось произведение потомства. Наконец, монастырь на Афоне мог стать надежным приютом для многочисленных уже русских паломников. Год основания Росика неизвестен. В 1016 году он уже существовал. Освящен монастырь был именем Пресвятой Богородицы и получил название монастыря Богородицы Ксилурга (то есть «Древодела»). Первым игуменом монастыря стал некий Герасим.

Разрыва с Византией не происходило. Но при возникшей остуде Владимир естественным образом искал поддержки на латинском Западе. Со времен Ольги это являлось правилом русской политики. И у Владимира пока не имелось оснований этому правилу изменять. Овдовев, он, пусть и в довольно пожилые годы, готов был к новому браку и желал его. Едва ли можно осуждать за это – отказавшись во Христе от былой греховности, Владимир все же не давал монашеских обетов. Более того, безбрачие для его натуры могло бы явиться излишним, действительно опасным искушением. И второй христианский брак был заключен. Не исключено, что как раз на Западе.

В немецких генеалогиях XII века говорится о том, что некая внучка императора Оттона I Великого, дочь графа Куно фон Энингена, стала женой «короля ругов». Издавна в науке принято считать, что имеется в виду не вождь славян с острова Рюген, а именно русский «король». Также принято считать, что королем этим был Владимир. Но мы уже упоминали о другой гипотезе. Высказывается мнение о том, что «король» – не Владимир, а Ярополк и речь будто бы не о состоявшемся браке, а о невыполненном брачном договоре. Дополнительные проблемы заключаются в том, что Куно почти неизвестен по другим источникам. Недавно его удалось отождествить с герцогом Конрадом Швабским, но тот, кажется, не был зятем Оттона I. Ясно одно – в источнике все-таки говорится именно о браке с «королем», а ни о каком реальном браке немки с язычником и многоженцем Ярополком вопрос не стоит. Так что если речь о Руси, то думать надо все же о Владимире. Одни исследователи полагают, что это вызывает хронологические трудности. Другие – что не вызывает. Кто бы ни была новая жена Владимира, союз с ней оказался достаточно счастливым, чтобы принести потомство. От этого последнего брака у князя родилась дочь Добронега, в крещении названная Марией.