Вечность без Веры - Анастасия Таммен

Вера бросилась к Аарону и схватила его за лацканы пиджака.

– Давай заберем детей!

– Извини, – пробормотал Аарон и положил ладони поверх ее рук. – Мы не можем просто взять и привезти их в ПЭЦ.

– Почему? – взвилась она.

– Ты сама знаешь.

Вера сбросила его руки и попятилась.

А что, если забрать всех детей к себе? В ее апартаментах было не больше места, чем здесь, но… Нет, глупости. Мало того, что она одна не сможет позаботиться о таком количестве детей, ей не удастся провести их через границу. Но что же делать?

Рука Аарона легла на ее плечо.

– Мы найдем другой выход. Обещаю.

Вера всхлипнула. Она должна верить ему, иначе сойдет с ума.

Юг тем временем принес детскую люльку и уже хотел наклониться к младенцу, но Вера опередила его и сама взяла мальчика на руки. Юг больше ни разу не притронется к ребенку.

Мальчик истошно закричал ей на ухо. Ей и в голову не могло прийти положить его в люльку и пристегнуть ремнями. Аарон подхватил детское кресло и кивнул на дверь.

Вере казалось, что она предательница, раз оставила остальных малышей в роддоме. Слезы застилали глаза, когда Вера выбежала на улицу.

Мальчик продолжал надрывно кричать. Тогда она начала покачиваться из стороны в сторону и напевать какую-то песенку, которая вдруг всплыла у нее в памяти.

– Йокла, улым, йом күзен,

Йом, йом күзен, йолдызым;

Кичтән йокын кала да,

Елап үтә көндезен[1].

Сначала малыш прекратил кричать, а потом и вовсе уснул, и Вера провела пальцем по его лбу до кончика носа и улыбнулась сквозь слезы. Эта песня… Когда она ребенком просыпалась по ночам от кошмаров, Сати пела ее…

Осознание было настолько ошеломляющим, что Вера на несколько секунд прекратила дышать. Сати всегда присутствовала в ее жизни. И хотя это противоречило видео с экспериментом, Вера чувствовала: Сати любила ее. Может быть, не с самого начала, но в какой-то момент они стали по-настоящему близки.

Пока они с Аароном ехали по улицам второго округа, Вера безмолвно смотрела в окно. Колеса подпрыгивали на раскрошившемся асфальте, дыры в котором засыпали щебнем. Починить дороги – дело двух-трех месяцев, максимум полугода. Вместо лачуг, которые могли вспыхнуть в любой момент от единственной искры, достаточно построить комплекс высоток. Вся эта бедность, разруха, грязь… Кто угодно мог говорить, что смертные хотели этого, но Вера отказывалась верить в это. То, как мать рвалась к своему ребенку, как без раздумий ее убили гвардейцы, как оставили детей страдать… В ПЭЦ им всю жизнь внушали, что это выбор смертных. Теперь Вера знала: другого выбора им попросту не оставили.

На границе Аарон притормозил, что-то ввел в своем коммуникаторе, а потом приложил его к запястью спящего младенца. «Он дал ему доступ в первый округ». Как просто можно было бы все изменить, если бы этого захотело большее количество Вечных.

– Зайдешь вместе со мной? – спросил Аарон, когда припарковался около ПЭЦ.

Вера мотнула головой. На часах была половина пятого. Прекрасная возможности зайти в детское отделение, обнять детвору, поцеловать в макушку Киру, но у Веры совсем не осталось сил. В следующий раз. Сегодня она могла решить только один важный вопрос.

– Как ты его назовешь? – спросила она.

– Не знаю. Не думал об этом.

– Имена детям всегда давала Сати. Сразу после отбора.

Вера обернулась и посмотрела на младенца. Мягкие черты лица, пушистые темные волосы.

– Назови его Люб. Его мама… – Вера сглотнула появившийся в горле комок. – Очень его любила.

Аарон коротко кивнул и сказал:

– Я постараюсь вернуться как можно быстрее. – И покинул машину вместе с мальчиком.

Вера смотрела им вслед и чувствовала, как по щекам бегут слезы. Сегодня на ее глазах потрескалась и рассыпалась острыми осколками идеальная Вечность.

Святая Вечность оказалась тьмой.

Глава 16

Аарон держал Веру в своих объятиях и нашептывал слова, которые лишь частично пробивались через пелену, окутавшую ее. Около десяти вечера они вернулись в апартаменты, Вера прямо в коридоре скинула пропитанную потом и пылью одежду, приняла холодный душ, чтобы смыть с себя все воспоминания, и, забравшись в постель, натянула до подбородка одеяло. Хотелось спрятаться от мира, оказавшегося не таким, как она думала. Что-то мешало дышать полной грудью. Конечно, она увидела только маленький фрагмент мозаики, но он соединился с видеозаписью об экспериментах над ней самой и сформировал новую картину мира. И эта картина ей не нравилась.

– Все наладится, – шептал Аарон. Он лежал рядом, гладил ее, осыпал невесомыми поцелуями. – Я все исправлю. Обещаю.

Он повторял это снова и снова, пока за окном не наступила глубокая ночь и спальня не погрузилась во тьму.

Наверное, в какой-то момент Вера задремала, потому что, когда она в очередной раз моргнула, начал заниматься рассвет. Оцепенение спало, и она смогла наконец повернуться на бок, лицом к Аарону. Он бодрствовал, скорее всего боясь оставить ее без присмотра.

– Как ты? – спросил он и убрал ладонями волосы с ее лица.

– У меня такое чувство, будто земля ушла из-под ног.

– Представляю.

Он не выглядел удивленным. Он лучше контролировал себя? Или…

– Ты с самого начала знал, что творится в роддоме, да? – догадалась Вера.

В сером предрассветном свете она увидела, как на его лице отразилась гримаса боли.

– Да.

Вера прерывисто вздохнула.

– Почему же ты сразу не рассказал?

– А чего бы я этим добился? – с досадой спросил он. – Какая-то часть меня даже радовалась, что тебя распределили в Геном. Я не догадывался, чему ты уже стала свидетелем в роддоме, и боялся, что ты узнаешь, как дети попадают в ПЭЦ. Мало того, что у второго округа забирают самых умных и талантливых, Вечные делают это насильно. Я не знал, как ты отреагируешь, ведь ты так хотела остаться в ПЭЦ.

Так вот почему он пытался избегать ее и хотел уйти, считая, что так будет лучше для нее. Он понимал, что если останется с ней, то рано или поздно она узнает правду, которая пошатнет ее мир. Аарон с самого начала пытался защитить ее от мучительной правды. Крохотная искра, последние дни тлевшая в ее груди, неожиданно вспыхнула и в мгновение ока превратилась в жаркое солнце, озарив все вокруг, заполнив искрящимся теплом. Вера ничего подобного ранее не испытывала: всеобъемлющее, нетерпеливое, безусловное чувство было сильнее дружбы, привязанности, страсти или мимолетной влюбленности.