Солнце любви - Нэн Райан

Эми крепко зажмурила полные слез глаза. Ее все время мутило. Она пыталась дышать менее глубоко, чтобы не так сильно вдыхать запах застарелого пота, дыма и сала, исходивший от голой груди, к которой была прижата ее щека.

Наконец «морская болезнь» слегка отступила, и тогда хоть часть сил вернулась к Эми. Этих сил хватило, чтобы она сумела отвернуть голову и глубоко вздохнуть, набрав полную грудь освежающего воздуха, теперь уже ставшего более прохладным.

Последний луч заката погас. Звезды высыпали на ночное небо, и большая белая луна поплыла по своему пути. Индейцы быстро продвигались на юго-восток, и пейзаж заметно изменился. Пустынные равнины сменились чередой разрозненных холмов, через долины между ними пролегал путь к Большой Излучине.

В этом огромном диком треугольнике техасской земли, примыкающей к Рио-Гранде, Эми никогда не доводилось бывать южнее Форт-Дэвиса. Вокруг форта простирались обширные прерии с редкими разбросанными ранчо. Но дальше этот край пересекали суровые горы Сантьяго. И за ними начинались по-настоящему бесплодные земли.

Из белых людей мало кто отваживался забираться южнее хребта Сантьяго — в места, для которых еще не были составлены карты, в первозданную дикость скал, пустынь и горных хребтов. Поговаривали, что в тех краях зияют каньоны столь глубокие и широкие, что человек, который в них забредет, может проблуждать там до конца дней своих и так и не найти выхода. Большую Излучину Техаса населяли индейцы, беглые каторжники, кагуары и ягуары, одичавшие лошади и гремучие змеи.

И ни от кого не приходилось ожидать дружелюбия.

Отчаяние обуяло Эми с новой силой, когда бандиты-апачи повернули своих лошадей вверх по каменистой тропе. Они явно направлялись к предгорьям хребта Дэвиса. Если эти дикари утащат ее в Большую Излучину, со всякой надеждой на освобождение можно будет распроститься.

Ей совсем не хотелось здесь умирать. Никто и понятия не имеет, что с ней случилось. Линда, ненаглядная озорница Линда, так и не узнает, как погибла ее мать. Никто не найдет ее побелевшие кости и не отвезет их в родную Орилью.

Страх и отчаяние вызвали в ней новый прилив сил. Эми круто обернулась и прямо в лицо державшему ее здоровяку закричала:

— Нет! Не везите меня через горы! Остановитесь и убейте меня здесь!

Безмолвный индеец даже и ухом не повел. Он спокойно направлял коня вверх по крутой каменистой тропе. Всадники резко свернули в узкое ущелье, где протекал ручей, и яркий лунный свет сразу сменился тьмой. Эми не могла разглядеть вообще ничего. Ей казалось, что она задыхается.

Она слышала только звук падающих камешков, отлетающих от лошадиных копыт, и суматошное хлопанье крыльев потревоженных птиц. И тут на Эми обрушилась настоящая паника, когда она впервые предположила, что апачи, может быть, и не собираются ее убивать. Если бы они замышляли убийство, так с чего бы им медлить с этим делом?

Они уже покинули открытую равнину и могли не опасаться, что им помешают. Им незачем было еще чего-то дожидаться. Было темно, и они уже вошли в столь неприветливое место, что убить ее им не составило бы никакого труда. Никто их не застанет врасплох. Форт-Дэвис обезлюдел с первых же дней войны, солдаты в голубых куртках уже не патрулировали здешние края.

Индейцы везли ее к себе домой! Милосердный Боже,неужели они собираются оставить ее в живых? Держать ее в плену, пока смерть не освободит ее?

Всадники вышли из плотной темноты каньона, и Эми перевела дух: лунный свет каким-то образом облегчал ее состояние.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — не отвозите меня к себе в деревню! Неужели у вас не хватает совести убить меня по эту сторону гор?

Ответа не было. Никто и глазом не моргнул.

К ужасу быстро примешалась злость. Эми согнула руку в локте и двинула молчаливого индейца под дых. Он издал звук, похожий на хрюканье. И наконец взглянул на нее сверху вниз, при этом брови у него сошлись над переносицей.

— Убей меня, будь ты проклят! — завопила Эми, хотя она так охрипла, что кричать было трудно. — Слышишь? Убей меня сейчас же, на этом самом месте! Убей меня, забери мой скальп и убирайся! Но оставь меня здесь!

Он уставился на нее, слегка нахмурившись, но не издавая ни звука.

Эми не оставила попыток:

— Я хочу, чтобы меня похоронили на моей земле! Уж это-то ты можешь понять? Когда кто-нибудь из вашего народа погибает в сражении, вы же его там не оставляете? Разве вы не забираете его, чтобы похоронить на родине? Прошу тебя… прошу тебя, не увозите меня в Большую Излучину!

Она умолкла, но продолжала упорно смотреть прямо в его тусклые невыразительные глаза, надеясь, что он понял ее слова и исполнит ее желание. Несколько секунд она ждала ответа, и эти секунды показались ей вечностью. Не выдержав, она снова закричала.

Наконец она получила «ответ».

Припечатав широкую грязную ладонь ко рту Эми, он сжал ее щеки — одну большим пальцем, а другую — всеми прочими. Захватив таким образом ее лицо, как в тиски, он несколько раз резким рывком повернул ее голову из стороны в сторону так сильно, что она услышала хруст собственных суставов. Она почувствовала боль и вкус крови, когда нижняя губа была прижата к зубам. Похоже было на то, что в любую секунду ей свернут шею. Голова у Эми закружилась, и звездное небо волнами поплыло перед глазами.

Ее глаза закрылись, и звезды словно разлетелись вихрем разноцветных искр. Сквозь нарастающий шум в ушах она с трудом различала грубый голос индейца. Она не понимала этого языка, но тон был явно угрожающим.

Последнее, что она успела подумать. — он намерен ее прикончить. Это уже казалось утешением.

Луис повернул коня, стараясь возвратиться точно по своему следу и молча проклиная себя за то, что посмел задремать.

У широкого оврага он спешился, предоставив пегому возможность потоптаться на месте с волочащимися за ним поводьями. Луис присел на корточки и, прищурившись, обследовал поверхность песка. Следы подков с характерной меткой отсутствовали. Он встал на ноги, спрыгнул в овраг и поспешно поднялся по склону на противоположную сторону. Там он снова присел на корточки.

Вот тут он похолодел.

Здесь были следы Эми… и следы еще полудюжины всадников. Всадников на неподкованных лошадях. Луис снова спрыгнул в овраг. Чертыхаясь из-за недостатка света, он зажег спичку и поднес ее к самой земле. Все, что здесь происходило, он прочитывал с пугающей ясностью. Он быстро встал, выбрался из оврага, подхватил поводья, оперся рукой о переднюю луку, а ногой — в стремя и вбросил себя в седло. Он повернул жеребца на юго-восток, к зубчатым горным вершинам, едва виднеющимся за пустыней, над которой уже спустились сумерки.

Луис коснулся шпорами боков коня. Крупный жеребец спрыгнул в овраг, потом поднялся по противоположному склону и немедленно перешел на грохочущий галоп.

Повинуясь малейшему нажиму колен седока, пегий мчался вперед. Луис протянул руку за спину и, дернув конец узкого кожаного ремешка, развязал узел, который сзади стягивал его волосы в пучок. Он разжал пальцы, и ремешок упал на землю.