Гром среди ясного неба - Диана Стаккарт

— Молодчина! Ты прекрасно сыграла свою роль! — воскликнул Томмазо, не скрывая своего восхищения. Паоло кивнул в знак согласия, За ним все остальные. — Честное слово, мне и в голову не могло прийти, что ты девушка, хотя твоя койка и была рядом с моей.

— Спросил бы меня, и я просветил бы тебя на этот счет, — заявил Бернардо, обводя присутствующих многозначительным взглядом.

Филиппе тотчас ткнул его под ребра локтем.

— Тогда почему ты этого не сделал? — спросил он с хитрющей улыбкой, которая моментально вызвала всеобщий хохот.

Филиппе смерил его недовольным взглядом.

— Потому что никто меня не спросил, вот почему, — бросил в ответ Бернардо и как бы в подтверждение своих слов с важным видом сложил на груди руки.

Под дружный хохот подмастерьев вперед выступил Витторио и робко улыбнулся мне.

— Признаюсь честно, я тоже ни о чем не догадывался. Но мне очень хочется надеться, что это не помешает нам остаться друзьями, кем бы ты ни была — юношей или девушкой.

— Ну конечно не помешает! — воскликнула я, чувствуя, как слезы катятся у меня по щекам, но будучи не в силах остановить их. — Если хочешь, можешь по-прежнему называть меня Дино.

В ответ Витторио улыбнулся, однако сказать ничего не успел, потому что все как по команде умолкли. Эта мгновенная тишина всегда означала одно: порог мастерской переступил Леонардо.

Я медленно обернулась и встретилась с ним глазами. Неожиданно мне сделалось стыдно, что я стою перед ним в своем истинном обличье. Он тепло улыбнулся, одарив меня сочувственным взглядом, после чего переключил внимание на подмастерьев.

— Как приятно, однако, после всех забот и тревог, выпавших на нашу долю в последние дни, вновь слышать ваш смех. Тем не менее, спешу напомнить вам, вы еще должны выполнить заказ герцога, закончить фреску. Так что как только вы попрощаетесь со своим дорогим другом, вас ждет работа.

— Ты непременно должна уехать? — спросил меня Бернардо убитым голосом, и нижняя его губа предательски дрогнула. — Честное слово, мне все равно, кто ты!

— Боюсь, что должна, — ответила я, чувствуя, что мои собственные губы тоже дрожат. — К тому же мастер прав. Думаю, нам пора прощаться.

Следующие несколько мгновений слились в череду улыбок, слез и дружеских объятий. Я по очереди попрощалась с каждым. Последним ко мне подошел Витторио, и пару мгновений мы молча смотрели друг другу в глаза.

Наконец, шмыгнув носом и всхлипнув, я обняла его и прошептала:

— Витторио, ты всегда был мне верным другом, и я никогда не забуду тебя. Позаботься вместо меня о Пио.

— Обязательно, — ответил он, изо всех сил сам пытаясь не расплакаться. Впрочем, в конечном итоге слезы все же взяли над ним верх. — А ты могла бы как-нибудь приехать в Милан, чтобы проведать нас.

— Надеюсь, — улыбнулась я сквозь слезы. — В конце концов, мой отец получил много важных заказов, и я надеюсь, что он возьмет меня в помощники во время своих поездок. Да и в Милане, я уверена, он найдет себе новых заказчиков.

Витторио энергично кивнул в знак согласия. Затем, еще раз быстро меня обняв, он повернулся и вышел вон, оставив меня с отцом и Леонардо.

Мужчины переглянулись, а затем мой отец кивнул.

— Может, ты позволишь мне заняться приготовлениями к отъезду, а сама тем временем прогуляешься с мастером по двору?

Спустя несколько минут мы с Леонардо уже сидели на знакомой скамье на зеленой лужайке, где столько раз до этого строили планы на будущее. Не говоря ни слова, он протянул мне кусок украшенного вышивкой полотна, чтобы я могла вытереть слезы, а они, надо сказать, лились из моих глаз в три ручья. Когда я, наконец, нашла в себе силы заговорить, то первым делом задала давно мучивший меня вопрос.

— А как вы узнали, что я не юноша?

— Почти с самого начала, когда ты только появилась у меня на пороге с монеткой в руках, которой собиралась расплатиться за ученичество, — ответил он, глядя на башню с часами. Впрочем, спустя несколько мгновений, он вновь с улыбкой повернулся ко мне.

— Скажу тебе: твоя мать права, хотя я знаю, что тебе не понравятся эти слова. За долгие годы мне довелось рисовать и писать маслом самых разных мужчин и женщин, и в своих дневниках я отметил огромное число различий между мужскими и женскими формами. Если бы я не заподозрил тебя, грош мне цена как художнику.

— Но тогда почему вы разрешили мне остаться в подмастерьях, если вы знали что я не тот, за кого себя выдаю? — растерянно спросила я.

Леонардо пожал плечами.

— Меня подкупило твое воодушевление. Что касается твоего таланта, то он легко может посрамить любого из юношей, которых я взял себе в ученики. Было бы несправедливо отказать тебе в учении лишь потому, что тебе выпало родиться человеком другого пола. И я решил, что покуда ты сама держишь язык за зубами, я тоже никому не скажу.

— Синьор Луиджи догадался довольно быстро, — сказала я и сокрушенно покачала головой. — Он тотчас же уличил меня в обмане. Иное дело, что этот маскарад его позабавил, и он согласился помочь мне сохранить мой секрет в тайне от всех.

Неожиданно мне в голову пришла еще одна мысль. Я тотчас распрямила плечи и с тревогой посмотрела на Леонардо.

— Кто-нибудь еще заподозрил правду? Я имею в виду других учеников.

— Подозрения имелись у Константина, но у нас с ним было молчаливое соглашение вроде того, какое я заключил с самим собой. Именно по этой причине он следил за тем, чтобы ты ни разу не оказалась в щекотливой ситуации, которая сразу бы разоблачила твой истинный пол.

Я вновь вытерла глаза лоскутком полотна.

— Константин был настоящим другом, — сказала я несчастным голосом. — Мне его так недостает!

Впрочем, в следующий миг я вспомнила о том, почему я должна непременно поговорить с Леонардо, и потому скороговоркой выпалила:

— Простите меня за то, что я разбила вашу летательную машину. Я понимаю, что вы на меня до сих пор сердитесь, и я не обижусь, если вы никогда не простите мне этого. Но я хочу, чтобы вы знали одно: я бы никогда не прикоснулась к ней даже пальцем, если бы не знала, что герцог вознамерился отправить своих солдат, чтобы те убили моих товарищей. И я подумала, что если взлечу в небо, то тем самым отвлеку на себя внимание солдат, и мои друзья успеют спастись бегством.

Я надеялась произнести куда более элегантную речь, нежели эта, но слова сами слетали с моих уст, прежде чем я успевала осознать, что говорю. А поскольку прибавить к сказанному мне было нечего, то я сидела, уставившись на коричневую тунику, которая лежала у меня на коленях, и ждала, что скажет в ответ Леонардо. Скажу честно, я приготовилась к худшему. Каково же было мое удивление, когда я услышала негромкий вздох.

— Моя дорогая Дельфина, — произнес он. — Я никогда не сердился на тебя. Если я на кого-то зол, то только на себя. Моя машина не прошла испытаний. Более того, несмотря на все мои мудреные теории, и все мои похвальбы перед твоим отцом, у меня не было никакой уверенности в том, что она когда-нибудь сможет летать. Я уже потерял Константина и Тито. Если бы погибла и ты, я бы себе никогда этого не простил.