Элеанор Олифант в полном порядке - Гейл Ханимен

Лицо Рэймонда приняло такое же выражение, какое было у Глен, когда она увидела, что я наблюдаю за ее безуспешными попытками запрыгнуть с дивана на подоконник. Я засмеялась:

– Мы тебя смущаем!

– Вам бы самим смутиться, – буркнул он. – Трещите обо всякой ерунде, как две старые сороки. Кому еще чаю?

Он потянулся к чайнику, и в этот момент я увидела на его губах улыбку.

Мать и сын Гиббонсы были легкими, приятными гостями. Мы все слегка удивились, как быстро пробежало время, когда примерно час спустя снизу донесся несколько раздраженный сигнал заказанного заранее такси. Из-за этого прощание получилось немного скомканным.

– Жду вас в гости, Элеанор, – сказала миссис Гиббонс, с трудом двигаясь к выходу на своих ходунках, пока Рэймонд натягивал куртку.

Я кивнула. Она быстро чмокнула меня в щеку – ту, что со шрамом, – но я даже не вздрогнула.

– Приезжай как-нибудь в воскресенье вместе с Рэймондом, – прошептала она, – попьем чаю, посидим немного.

Я опять кивнула.

Рэймонд неуклюже протиснулся мимо меня, а потом, прежде чем я успела опомниться, наклонился и поцеловал меня в щеку, точно так же, как его мать.

– Увидимся на работе, – сказал он и ушел, со всей осторожностью помогая матери передвигаться на ходунках вниз по лестнице.

Я приложила к лицу ладонь. Они были любители поцелуев, эти Гиббонсы, – в некоторых семьях так принято.

Когда тарелки и чашки были вымыты, наконец соизволила явиться Глен.

– Это было не очень-то вежливо, Глен, – заметила я.

Она подняла на меня глаза и издала короткий звук – почему-то больше похожий не на мяуканье, а на чириканье. Его содержание – а именно, что она плевать хотела, – было предельно ясно. Я положила в ее миску несколько ложек принесенного Рэймондом деликатеса. Этот жест был встречен с немалым энтузиазмом, хотя манеры Глен вести себя за столом, к сожалению, напоминали ее благодетеля.

На стуле в гостиной Рэймонд оставил дешевый журнал – к несчастью, у него была привычка носить их в свернутом виде в заднем кармане. Я принялась его листать, в надежде обнаружить более или менее приличный кроссворд, но остановилась на девятой странице, привлеченная заголовком.

Читая эту статью, я будто оказалась в другом месте и превратилась в другого человека: человека, которым старалась стать, безуспешно пытаясь изменить себя и свою жизнь. По сути, дело было не в музыканте; Мария помогла мне это понять.

В своем стремлении измениться, сблизиться с кем-то я выбрала неправильную цель, неправильного человека. По обвинению в том, что я была чудовищем, неудавшимся человеческим существом, я, с помощью Марии, начала признавать себя невиновной.

В статье не было ни слова о том, чем сейчас занимается Джонни Ломонд. Впрочем, это не имело никакого значения. Я сложила газету – позже можно будет застелить ею лоток Глен.

Когда я пришла, Мария, похоже, пребывала в хорошем настроении. Как и я. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы переключить мозг в аварийный режим для разговоров о прошлом.

– Раньше мы с вами лишь вскользь затрагивали тему пожара. Мне бы хотелось знать… вы бы согласились поговорить об этом?

Я осторожно кивнула.

– Отлично. Теперь, Элеанор, я попрошу вас закрыть глаза. Порой так легче добраться до воспоминаний. Сделайте глубокий вдох, потом медленно выдохните. Замечательно. Теперь еще раз… Хорошо. А теперь вернитесь мысленно назад. Вы дома, сейчас день накануне пожара. Что вы помните? Что угодно? Не торопитесь…

Утром я чувствовала себя так легко и свободно, настолько была сосредоточена на своих мыслях, что даже не успела к этому надлежащим образом подготовиться. Закрыв глаза и сделав по просьбе Марии несколько вдохов, я даже толком не поняла, что мой мозг уже отправился на поиски воспоминаний, туда, куда мне не хотелось его пускать, забираясь в углы, которые я не успела оградить. Тело отяжелело, в отличие от разума, который, подобно воздушному шару, парил вне пределов моей досягаемости. Однако когда это начало происходить, я восприняла это с невозмутимым спокойствием. В том, чтобы отпустить контроль, есть своя прелесть.

– Мамочка. Она сердится. Мамочка спала, но мы опять ее разбудили. На этот раз ее терпению пришел конец.

Я чувствовала, что по моим щекам катятся слезы, но не ощущала грусти. Я как будто описывала фильм.

– Отлично, Элеанор, вы делаете потрясающие успехи, – сказала Мария, – расскажите мне еще немного о мамочке.

Я ответила тоненьким голоском:

– Не хочу.

– У вас все получается, Элеанор. Продолжайте в том же духе. Итак, мамочка…

Я очень долго хранила молчание, позволяя разуму бродить, где вздумается, по тому дому, освобождая воспоминания, будто попавших в силки птиц. Наконец тихо прошептала. Два слова.

– Где Марианна?

Воскресенье. В двенадцать я отправилась на ланч с Рэймондом. Глен нежилась в своей новой постели, и я воспользовалась камерой телефона, чтобы сделать несколько ее фотографий. На последней она держала лапку у глаз, будто пытаясь прикрыться от света. Я встала рядом на колени и зарылась лицом в самый густой участок ее шубки. Она немного выгнулась и замурлыкала громче. Я поцеловала ее в мягкую макушку.

– До скорого, Глен. Я ненадолго.