Роботы против фей - Джон Скальци

И вот медведь вновь обретает человеческий облик.

– Десять, мой милый, – произносит он с усмешкой.

Нетти оборачивается к сидящим в креслах. Те склонились вперед, застыв в крайней степени недоумения. Ветерок, который гуляет у нее между ног, возвращает ее к реальности. А реальность такова, что во время схватки краденая мантия задралась и обнажила то, что Нетти всеми силами старается скрыть. Краска стыда, которую она безуспешно пытается согнать, заливает ее лицо.

Билли облизывает губы.

– Скажи-ка мне свое имя, девочка!

Нетти не хочет отвечать, но губы, помимо ее воли, произносят:

– Нетти Лоунсом.

– К каким ведьмам ты себя относишь? – продолжает он, одновременно удивленный и взбешенный тем, что его обманули.

Нетти поправляет мантию и заново перепоясывает ее.

– Я отношу себя к тем, кто не является ведьмами. Но почему он сжульничал?

Охотник вернулся в свое кресло, принявшее прежнюю форму, словно ничего и не произошло. Никаких ожогов, пятен от кофе. Никакого удара острым предметом в пах. И ни малейших следов того, что совсем недавно он был медведем.

– Если ты не сможешь доказать, что я жульничал, тогда я выиграл, – произносит охотник. – Но у тебя и самой есть секреты, верно?

– К тому же она дерется без правил, – бормочет самый молодой из четверки.

– Ты прав, юноша, – рычит Билли. – Дерется не по правилам. Но теперь твоя очередь, и ты помни про это и будь половчее.

Не вставая со стула, молодой произносит:

– Тогда, пожалуйста, имена.

– Что? – переспрашивает Нетти.

– Имена. Назови правильно наши имена. Настоящие, а не те, которые мы тебе назвали.

Где-то в самой глубине гудящей головы у Нетти зазвенел колокольчик. Разве капитан Смотрителей не говорил, что феи пуще всего оберегают свои имена от смертных и от чудовищ? Но эти дураки не знают, что она давно следит за ними, и в разговорах между собой они использовали свои настоящие имена. Магия, к которой прибегают Тени, так же сильна, как магия фей, как бы хорошо те ни играли на скрипках.

Указывая на каждого по очереди, Нетти называет их имена:

– Бонни. Скарлок. Рудебах. Том.

Четверка с недоверием смотрит на нее.

– Все правильно, так? – торжествующе произносит Нетти. – А теперь, господа, чтобы все было по справедливости, почему бы вам не назвать мое настоящее имя?

Последовавшая за словами Нетти тишина глубока, темна и яростна, как бык перед смертельным броском. Четверка поднимается, и теперь уже они не могут скрыть своей истинной сущности. Полы их камзолов и волосы развеваются под дуновением несуществующего ветра, а заостренные уши нервно дрожат. Они так хороши, что перехватывает дыхание, и в их красоте есть нечто звериное, словно в их лицах и фигурах перемешалось то, что краше всего в мужчинах и женщинах, – такова и Нетти, и в этом состоит ее главная опасность. Человеческое в них исчезает, как блеск павлиньего пера, и открывает то, что было в них изначально. В воздухе пахнет огнем и молнией, мятыми сосновыми иголками и опасностью. Страшной опасностью. И силой. И – совсем немного – жестокостью, черной, как смола. Нетти обожает их и стремится к ним, но Тень смотрит на фейри ненавидящим взором.

– Ты сообщила нам свое имя, и ты не имеешь права нам лгать, – говорит Бонни, сверкая ледяным взглядом голубых глаз из-под короны рогов, сделанных из слоновой кости и осыпанных рубинами и изумрудами. Высокий и элегантный, он делает шаг вперед, и за ним тянется накидка из мха и звездного света. Потянувшись к Нетти, он трогает когтистым пальцем ее грудь.

– Нетти Лоунсом, ведь так? – произносит он, и губы его кривит сладкая и одновременно жестокая улыбка.

– Увы, нет, – говорит Нетти, качая головой.

Накидка Бонни распахивается так широко, что затмевает свет звезд, а сам он – бог-гигант – изумительно хорош собой: он словно сотворен из миллионов световых точек, а руки его достаточно велики и сильны, чтобы сокрушить Нетти и все, что она любит, в водовороте молний и цветов.

– Нет? Что ты этим хочешь сказать? – восклицает Бонни.

Нетти закрывает глаза, чтобы они не взорвались и не упали к ее ногам.

– Прошу прощения, но Нетти – это не мое настоящее имя, – говорит она. – Я не знаю своего настоящего имени, потому что я сирота, а добрые люди, которые воспитали меня, назвали меня просто Нетти.

Приближается доктор и, склонившись, изучающе смотрит на Нетти. Он тоже сбросил с себя человеческий облик, и создание, представшее перед Нетти, сияет таким лучезарным светом, что ее лучший друг, Сэм Хеннесси, кажется по сравнению с доктором простым стогом сена. На голове доктора корона, собранная из тонких костей, перевитых нитями кетгута, на которые нанизаны куски янтаря, а мантия сшита из шкурок новорожденных крольчат.

– Она не лжет, – говорит доктор спокойным голосом, словно сам не вполне верит своим словам.

– О черт, – бормочет Том и отворачивается, шурша листвой. Из его короны, сплетенной из виноградной лозы, торчат ядовитые шипы и розовые бутоны, а его роскошный камзол, зеленый, как юная трава, растущая весной по берегам реки, украшен маленькими белыми цветами. Но вся магия мира неспособна скрыть его смущения. Черные кольца дыма окружают фигуру Тома, и сверкающие пальцы Бонни дрожат над ним с силой землетрясения.

– Умная девочка, – говорит Рудебах и, придвинувшись к Нетти, берет ее за подбородок, вглядываясь в лицо. Нетти замирает, не в силах отвернуться.

– Из тебя вышла бы неплохая невеста. Я заберу тебя в страну фей, и семь лет ты будешь безмерно счастлива. Будешь танцевать, и все будут лелеять тебя и одаривать любыми драгоценностями, какими только пожелаешь. Ребенок твой будет удачлив, как никто из людей, а когда ты вернешься, счастье твое возрастет семикратно.

Охотник – самый красивый из всей четверки, с густой бородой, в короне из витой кожи и камзоле из шкуры пятнистого оленя. В нем есть что-то от хищного зверя, и это нравится Нетти, а блеск острых зубов охотника убеждает девушку, что Рудебах понимает ее до мозга костей, понимает ее желание награждать и убивать – в той мере, в которой позволяет Справедливость.

Слова охотника, с другой стороны, выдают его истинную сущность: он принадлежит к иному миру, но Нетти совершенно наплевать на танцы и драгоценности, а также на хорошеньких удачливых деток-феечек. Ее забота – убивать то, что обречено на смерть, но в стране фей ей делать нечего, потому что смерти там нет. И не будет.

Нетти отводит лицо, стряхивая с ресниц глупые мечты, которые Рудебах пытался внушить ей.

– Нет, благодарю. Я отправляюсь назад в Рэнгеринг. Забираю этого человека и возвращаю его…

Все обращают взоры на землю и видят лишь пару золотых наручников.

– Вот ведь чертов опоссум! – восклицает Рудебах, который, сбросив свой волшебный наряд, вновь оборачивается охотником, одетым в шкуры. В руке его – изогнутый нож.