Наполеон: биография - Эндрю Робертс

К 10 часам 14 июня Наполеон приказал Ланну выступить к Кашина-ла-Барботта, чтобы укрепить правый фланг Виктора. С пением «Марсельезы» 6-я легкая и 22-я линейная полубригады отогнали австрийцев за Фонтаноне, разлившийся из-за дождя прошлой ночью. «Австрийцы дрались как львы», – позднее признал Виктор. Австрийцы контратаковали, но французы удерживали линию Фонтаноне. Солдаты мочились на свои ружья, раскалившиеся от стрельбы так, что их стало невозможно держать. К полудню французскую линию беспрестанно обстреливали из ружей и 40 орудий. У французов стали заканчиваться боеприпасы. «Бонапарт выехал вперед, – вспоминал Пети, – и призывал все встреченные войска к храбрости и стойкости. Было заметно, что его присутствие воодушевило их»{907}.

В этот момент Фонтаноне перешел эрцгерцог Йозеф, младший брат эрцгерцога Карла, с пехотой (берега были слишком круты для лошадей и пушек). Французам не удалось помешать им начать строить мост на козлах: австрийская картечь рассеяла посланную навстречу бригаду. К 14 часам деревня Маренго пала: австрийцы ввели в бой 80 орудий и преодолели Фонтаноне во многих местах одновременно. Дивизия Гарданна дрогнула и побежала, впрочем успев выиграть для Наполеона три с половиной часа на подготовку контратаки. Лишь из-за кавалерийской бригады Келлермана, отходившей с предосторожностями, поэскадронно, австрийцы не решились воспользоваться своим численным преимуществом в коннице. Когда австрийцы выстроились за Маренго в боевые порядки, Виктору пришлось отойти почти к Сан-Джулиано-Веккьо. Там, на равнине, он перестроил солдат в каре, неся тяжелые потери от огня выдвинутой далеко вперед австрийской 15-пушечной батареи. Австрийцы дразнили французов, крутя на саблях медвежьи шапки погибших гренадеров{908}.

Тем временем наступление пехоты Отта вынудило Ланна перейти к обороне. Его правый фланг, испытывавший недостаток в боеприпасах, поддался, и Ланн, не имевший пушек, почти окруженный, обстреливаемый неприятельской артиллерией, приказал поэшелонно отступать по равнине со скоростью менее мили в час. Этот отход при сохранении строя, осуществленный перед австрийскими пушками, обошелся дорого. Наполеон, у которого в резерве теперь остались лишь дивизия Монье и гвардия, в 11 часов послал отчаянную просьбу Дезе: как можно быстрее возвращаться с дивизией Буде: «Я намеревался атаковать врага, но вместо этого он напал сам. Ради бога, возвращайтесь, если еще можете!» К счастью для Наполеона, Дезе сильно задержала разлившаяся Скривия. В 13 часов он отослал курьера обратно с запиской, чтобы Наполеон ожидал его около 17 часов. Дезе и Буде пришлось остановить дивизию, развернуть ее и вести 8 километров по нестерпимой жаре, ориентируясь на грохот пушек, но в последний момент они все же подошли. Аналогичный приказ Наполеона Лапуап, ушедший гораздо дальше, получил лишь в 18 часов – слишком поздно.

В 14 часов, когда Наполеон и Монье явились на поле боя, положение было крайне серьезным. Французы медленно отходили в центре, их левый фланг был прорван, правому угрожала серьезная опасность{909}. Наполеон знал, что необходимо прикрывать дорогу на Тортону, но не мог сделать это с фронта и отправил резервы на правый фланг. На Ланна можно было положиться: он удерживал линию, которая, если бы возникла нужда, могла превратиться в альтернативный путь отхода. Первостепенную угрозу представлял теперь Отт, которому противостояли всего 600 французов. Чтобы облегчить положение Ланна, Монье направил генерала Клода Карра Сен-Сира с 700 солдатами из 19-й полубригады легкой пехоты в слабо обороняемую австрийцами деревню Кастель-Чериоло. Одновременно 70-я линейная зашла Отту в тыл, а 72-я линейная осталась в резерве. Сначала Отту пришлось отступить в болота у Бормиды, но после часовой перестрелки он отбил Кастель-Чериоло у Сен-Сира.

Итак, это был самый неподходящий момент для Меласа (под которым были убиты две лошади и который сам был слегка контужен в руку) оставить бой, вернуться в Алессандрию, отправить в Вену донесение о своем успехе и приказать заместителю взять командование на себя, занять Сан-Джулиано-Веккьо и поручить кавалерии преследование бегущих французов. Однако поразительным образом именно так он и поступил.

В 15 часов, когда на равнине стала скапливаться австрийская конница, угрожавшая флангу Ланна, Наполеон решил ввести в бой 900 пехотинцев консульской гвардии. Они построились в колонну между Ла-Поджи и Вилланова, распевая: «On va leur percer le flanc» («Мы прорвем их фланг»). Впоследствии говорили, что положение спасла 96-й линейная полубригада, поделившаяся патронами с шедшими мимо гвардейцами. Когда гвардейцев атаковал один из драгунских полков Отта, они построились в каре и отогнали неприятеля с помощью застрельщиков и четырех полковых пушек. Затем на гвардию обрушилась австрийская пехота, с которой французы сорок минут обменивались залпами с дистанции 45–90 метров. В тот день 260 солдат консульской гвардии погибли, примерно столько же было ранено. Гвардейцы трижды отбивали кавалерийские наскоки, но, когда австрийская пехота примкнула штыки и пошла в атаку, французскому каре пришлось с боем вернуться к Ла-Поджи. Подвиг гвардии позволил Монье завершить свои маневры, а это, в свою очередь, позволило перестроиться всей армии. Позднее Наполеон говорил о «гранитной твердыне», которую представляла в тот день консульская гвардия, и вручил 24 награды ее пехотинцам, 18 кавалеристам и 8 артиллеристам.

К 16 часам, когда австрийцы подошли к Сан-Джулиано-Веккьо, гвардия и дивизия Монье отступили. Французы отошли в полном порядке, побатальонно, с боем. Искушение нарушить строй в этих обстоятельствах было сильным, но солдаты выдержали суровую проверку дисциплины, и это оправдалось. День выдался очень жарким, у солдат не было воды и почти не было артиллерийской поддержки, австрийская кавалерия непрерывно атаковала, и в этих условиях некоторые части отошли более чем на 8 километров (с 9:30 примерно до 16 часов), но порядки сохранили.

Наполеон ободрял солдат своей невозмутимостью и командовал, по словам одного из своих телохранителей, «со знаменитым хладнокровием», добиваясь, чтобы пехота, кавалерия и более чем скромная артиллерия поддерживали друг друга{910}. «Консул, казалось, готовился храбро встретить смерть, – вспоминал Пети, – и был близок к этому, поскольку пули не раз, как мы видели, взрывали землю между ног его лошади»{911}. Наполеон, совершенно исчерпавший резервы, теперь на фронте в 8 километров располагал всего 6000 пехотинцев, 1000 кавалеристов и 6 исправными орудиями. Солдаты устали и отчаянно страдали от жажды, у армии почти не осталось боеприпасов, а боеспособность сохраняло всего ⅔ личного состава, но Наполеон вел себя так, словно победа французов была делом решенным{912}. Наполеон даже шутил. Заметив, что лошадь Марбо легко ранена в ногу, Наполеон взял его «за ухо и со смехом спросил: “И вы ждете, чтобы я одалживал вам моих лошадей, когда вы так с ними обращаетесь?”»{913}.

Видя, что плотная масса австрийской пехоты готовится напасть, Наполеон приказал Бертье организовать безопасный отход, а сам отправился в Вилла-Голина, чтобы взглянуть с крыши, не идет ли колонна Дезе. Увидев на дороге клубы пыли, он поскакал навстречу Дезе, чтобы поторопить его, и немедленно отменил свой приказ об отступлении. Армия, увидев Дезе, ехавшего впереди своих пехотинцев, воспрянула духом. Когда Буде достиг Сан-Джулиано-Веккьо, Ланн, Монье и Ватрен построили солдат в некое подобие боевого порядка. Австрийские колонны остановились и начали разворачиваться в линию, готовясь к последней, как они считали, атаке. «Сегодня мы отступили достаточно далеко, – напутствовал Наполеон своих людей. – Солдаты! Помните, я привык вставать лагерем на поле боя!»{914}

Мармон, с шестью еще исправными пушками, а также пятью, взятыми из резерва, и восьмью пушками Буде, смог собрать внушительную батарею и поставил ее на пригорке. Буде вывел 4850 своих пехотинцев в «смешанном порядке» на большую дорогу, отчасти скрытую кустарником и виноградниками. Наполеон проскакал вдоль линии, подбадривая солдат. Теперь, имея 11 000 человек пехоты и 1200 – кавалерии, он мог начать долгожданную контратаку.

Когда в 17 часов австрийцы двинулись вперед, батарея Мармона расстреляла картечью их передовые части в центре. Как и при Риволи, удачным выстрелом у австрийцев был подорван зарядный ящик, который, взорвавшись, посеял хаос. Эффект был сокрушительным, и австрийцы дрогнули, особенно когда на них двинулась дивизия Буде. Энергичное сопротивление австрийцев вскоре вынудило Буде перейти к обороне, но, как только