Мятежные ангелы - Робертсон Дэвис

На следующий день в обеденном зале «Душка» я увидел Холлиера. Он сидел за вторым преподавательским столом. Я подсел к нему.

— Насчет Парлабейновой книги, — сказал я. — Это правда что-то необычное?

— Понятия не имею. Мне некогда было читать. Я отдал ее Марии. Пускай прочтет и мне расскажет.

— Отдали Марии! А Парлабейн не взбесится?

— Не знаю, и меня это не волнует. По-моему, Мария имеет право читать, если хочет: она, кажется, оплачивает услуги профессиональной машинистки, которая перепечатывает книгу.

— А он занял у меня довольно большую сумму именно на это.

— Вас это удивляет? Он у всех берет взаймы. Меня уже тошнит от его попрошайничества.

— А что она говорит?

— Она еще мало прочитала. Ей приходится читать украдкой, потому что Парлабейн постоянно прибегает ко мне в комнаты. Но я видел, как она читает: с таким лицом, словно пытается разгадать загадку. И много вздыхает.

— Да, я тоже вздыхал, когда читал.

Но через несколько дней ситуация изменилась: Холлиер подсел ко мне за обедом.

— Я вчера встретил Карпентера. Это издатель, ну, вы знаете. Парлабейн и ему послал свою книгу или часть, и я спросил, что он думает.

— И?..

— Он ее не читал. У издателей нет времени на чтение книг — вы, наверное, знаете. Он отдал ее профессиональному читателю, рецензенту. Отчет, сделанный на основе описания и одной главы, не дает поводов для оптимизма.

— Правда?

— Карпентер говорит, что таких книг им присылают по две, по три в год — длинные, многословные, многослойные творения со сложной структурой, тяжело груженные философией, но на самом деле всего лишь автобиографии-самооправдания. Карпентер собирается отослать книгу обратно.

— Парлабейн будет разочарован.

— Может быть, и нет. Карпентер говорит, что всегда посылает личное письмо, чтобы смягчить удар. Советует послать книгу в другое издательство, к формату которого она, может быть, больше подходит. Ну знаете, старый добрый метод перепасовки.

— Как там Мария, все читает?

— Трудится, аки пчелка. В основном, я думаю, из-за названия.

— А я и не знал, что у романа есть название.

— Есть, такое же закрученное, как и сам роман. Он называется «Не будь другим».

— Хм. Меня бы не потянуло купить книгу под названием «Не будь другим». А что нашла в нем Мария?

— Это цитата из ее любимого писателя, Парацельса. Она уговорила Парлабейна почитать Парацельса, и Джонни сунул в начинку пальчик и вытащил изюминку, как хороший мальчик.[105]Парацельс написал следующее: «Alterins non sit, qui suus esse potest». То есть: «Не будь другим, если можешь быть собой».

— Клем, я тоже знаю латынь.

— Ну да, надо полагать. В общем, вот это откуда. Так себе, по-моему, но он думает, что это будет красиво смотреться на титульном листе. Курсивом. Намек читателю, что его ждет подлинное наслаждение.

— Наверное, это хорошее название… для тех, кто понимает. Конечно, Парлабейну не занимать решимости быть собой.

— Хорошо бы, люди не так старались быть собой, если это значит быть негодяем. Я уверен, как никогда, что Маквариш прикарманил ту рукопись, которую вам не удалось у него выдрать. И это не идет у меня из головы. Как навязчивая идея. Вы представляете себе, что такое навязчивая идея?

Да, я очень хорошо представлял себе, что это такое. Мария.

София.

— Я теперь довольно часто вижу ту девушку, которая тут была в твой прошлый визит, — сказал Ози Фроутс. — Ну, ты ее знаешь — Марию.

Действительно, я ее знал. А что это она делает у Ози в лаборатории? Надеюсь, не носит ему ежедневные ведерки для опытов?

— Она знакомит меня с трудами Парацельса. Он оказался гораздо интересней, чем я думал. У него бывали невероятные прозрения, но, конечно, никакой возможности их проверить. Но все же удивительно, как далеко он продвинулся на одних догадках.

— Ты ни на вот столько не веришь в интуицию великого человека, а, Ози?

— Ни на миллиметр. Нет, я беру это обратно. У каждого ученого бывают интуитивные прозрения, и он их до смерти боится, пока не проверит на опыте. Понимаешь, великие люди попадаются очень редко.

— Но ты — один из них. Ты получил ту награду — теперь Мюррей Браун уже не сможет на тебя нападать, верно?

— Ты про Коберовскую медаль? Да, это неплохо. Весьма неплохо.

— Мне говорили, что ты теперь кандидат на Нобелевку.

— О, эти награды… я рад, конечно… но к ним надо относиться очень осторожно, ни в коем случае не путать с реальными достижениями. Но я доволен, что меня заметили. Кстати, на церемонии вручения мне придется прочитать лекцию. Тогда я и узнаю, что люди думают на самом деле, — по тому, как они примут мою лекцию. Но я еще не все показал, что могу, далеко не все.

— Ози, такая скромность великого человека убийственна по отношению к нам — скромным середнячкам. Мы кое-как плетемся вперед, делая все, что в наших силах, и зная, что это очень немного. Американский колледж врачей удостоил тебя высочайшей из своих наград, а ты жеманничаешь. Это не скромность, а мазохизм. Ты просто любишь страдать и урабатываться до потери пульса. Меня от тебя тошнит. Наверное, это твой шелдоновский тип виноват.

— Это все меннонитское воспитание. «Остерегайтесь гордыни». Вы все ужасно добры ко мне, поэтому я должен стеречься, чтобы не начать гладить самого себя по голове. Кстати, Мария утверждает, что я маг.

— Надо полагать, в ее системе понятий ты и есть маг.

— Она написала мне очень милое письмо. В основном цитаты из Парацельса. Я постоянно ношу его с собой — это признак слабости. Но послушай: «Природным святым, именуемым магами, дана власть над энергиями и богатствами природы. Ибо есть блаженные во Господе, которые служат жизни будущего века; их именуют святыми. Но есть также и блаженные, кои служат силам природы, — их именуют магами… Что другим не под силу, то им под силу, ибо им это послано свыше как особый дар». Думать о себе в таких выражениях — смерть для ученого. Сомнение, сомнение и еще раз сомнение, пока не будешь уверен на сто пятьдесят процентов! Это единственный возможный путь.

— Если бы Мария написала мне что-нибудь такое, я бы ей поверил.

— Почему?

— Мне кажется, она знает, что говорит. У нее невероятное чутье на людей.

— Думаешь? Она прислала мне очень странного типа, определенно необычного в шелдоновском смысле, так что я его посадил на ведро. Интересные вещи приносит, но только раз в неделю или около того.