Окно в Полночь - Дарья Гущина

— Переведешь? Я его не слышу. Вернее… язык ваш древний не очень понимаю.

Я предсказуемо кивнул.

— Расскажи, как стать… таким, — попросила она. — Как сохранить часть себя после смерти?

«Скажи, пусть прочтёт, — прошелестел голос тени. — Но у неё ничего не выйдет. Это древняя магия Эрении, не наша».

— Плевать, — бодро заметила пришелица. — Покажи. Разберусь.

Сквозь сияние проступила вязь слов.

Я бродила по кабинету из угла в угол. От елки — к столу, от стола — к шкафу, от шкафа — обратно к елке. Тихо ныла и очень себя жалела. Писать не хотелось. Вообще. Даже несмотря на Муза. Последний обосновался на столе в обнимку с вышивкой и недовольно сопел. И руки чесались, и эпилог один остался, но… Внутри колючим ежом шевелился страх. А в душе — тоска, да. Зелёная и унылая. Ы-ы-ы…

— Васют, завязывай, — Сайел сидел на подоконнике и насмешливо наблюдал за моими метаниями. — Тебе всего ничего осталось — три-четыре странички!

— Ничего себе, «всего ничего»… — возмутилась я устало. — Это для тебя — «всего ничего»! А для меня… Видел, как марафонцы бегают? Бодренько чешут сорок два километра по жаре, а потом им остается всего ничего — сто девяносто пять метров. После сорока-то километров — мелочь, да? А усталость от дистанции не в счёт?

— Не оправдывай свою лень! Имей силу воли!

— Я и так каждый день её имею! И не по разу! На ней, бедной, уже живого места нет!

— Хватит скулить! Работать!

— Отвали!

Ненавижу… Ненавижу всю эту писанину… Ненавижу книги, «редактуры», «героев» и прочих… психотипов… Р-р-р…

— Вася, ты невозможно трусливое и безвольное существо!

— И горжусь этим! — я с ненавистью посмотрела на комп.

Да, мне страшно! Три странички написать — ни о чём! Наверстывая упущенное, я за вечер по бабушкиным черновикам пятьдесят пять листов написала. Ровно пять испытаний начерно плюс немного отсебятины. А потом часы пробили полночь, меня привычно вырубило за компом, и явился «герой». Подмигнул мне и бодро рванул за десятым символом. И на встречу с бабушкой.

Как и было завещано, два писца благополучно встретились и поговорили. А я проснулась к обеду, разбитая, с головной болью и глухой ненавистью к текстам, порталам и прочим сущностям. Глянула на себя в зеркало, и ненависть сменилась страхом. Ибо. Символ сложился. Десять частей — разноцветные завитушки и полоски — от помятой физиономии и по всему телу, до ступни, чётко по левой стороне. И я на всякий случай испугалась. Ага, ибо.

Упрямо игнорируя ехидный взгляд саламандра и зов Муза, я ушла в спальню, взобралась на подоконник и обняла колени. Боже, как я устала… Нервы и страхи, бессонные ночи и бездна информации, Валик и маньяк этот… И Баюна — след простыл. Я облазила всю квартиру, но кота так и не нашла. И его зверски не хватало — от сущностей уже тошнит, к живому хочется… Я тихо хлюпнула носом. Домой хочу… к маме. Забраться под её крылышко и послушать о том, что всё будет хорошо. И пусть в это давно не верится. И полезнее верить в то, что всё плохо, и понимать, почему, но… Хочу!..

— Хватит инфузорией-туфелькой прикидываться, — в спальне возник Сайел. — Ты же не амеба бесхребетная, ты же сильная. И ты справишься!

— Вообще-то я умная и в сомнительные истории не лезу!

— Умная? — фыркнул он. — Серьёзно? В каком месте?

— Слышь, ты, ящур!..

— Ладно-ладно, — саламандр поднял руки, «сдаваясь». — Я же любя.

— Лучше ненавидь и презирай, но молча, — я потянулась и сморщилась, потирая затёкшие плечи.

— Что, спина болит? — лицемерно посочувствовал Сайел. — Никак крылья режутся?

— Ага, мне же всё летать охота… — поддакнула вяло.

— А метла где?

— На работе забыла… Сай, отстань! И без тебя мерзко!..

Саламандр ухмыльнулся и красноречиво протянул мне руку. М-мать…

— Что же ты за существо — ни богу свечка, ни черту кочерга?.. — пробормотала уныло, но за его руку ухватилась и с подоконника сползла.

— В смысле? — уточнил он с любопытством.

— Толку от тебя никакого. Только скандалишь, достаешь и настроение портишь.

— Неправда, — возразил Сайел с достоинством.

И доказал. На практике. Я даже ойкнуть не успела, а он развернул меня спиной к себе и облапил, задумчиво бормоча:

— Гастрит хронический… Кишечник шалит… Печёнка не айс… А спина-то… жуть. И как ты с этим живёшь?

Молча. Привыкла не замечать. Пока не рванёт. И пусть хоть слово только скажет…

— Одно точно в норме, — резюмировал Сайел. — И детей пора рожать, пока в тонусе.

…погашу к чёртовой матери!.. По моему телу разбежались жёлтые искры. Я нервно поежилась. Щекотно… И чешется всё. И кожа горит. И… легчает. Заметно. Усталость сползала с плеч и пыльным одеялом оседала у ног. Ка-а-айф…

— А теперь — работать. Книга не ждёт.

Тьфу…

Я расправила плечи и потянулась. Беседы с дедами многое прояснили, и я наконец сообразила, почему Сайел со мной нянчится. Надеется, что научусь окна открывать и найду ему подходящий «дом». А для этого нужна инициация. А для инициации нужно встретиться с «героем». А чтобы встретится с «героем»… Вообще-то я сегодня планировала навестить Маргариту Сергеевну. Но саламандр мудро предложил кончить хотя бы с одним делом. А потом, сказал, он меня куда угодно сопроводит и кого угодно для меня убьёт. Но прежде — «герой». И он был так убедителен, что я повелась.

— Сай, ты корыстная, самолюбивая и эгоистичная зануда!

— Подобное тянется к подобному! — отозвался саламандр уже из кабинета.

Так, «герой»… Я подошла к шкафу и с отвращением посмотрела на своё отражение. Голубая асексуальная пижама, бледная физиономия, взъерошенное гнездо на голове и лихорадочно блестящие глаза. Я скривилась. Не, в таком виде я никуда не пойду. Пусть это только межмирье, ежели оно вообще существует… Собраться надо. Пусть глупо, но… Пока я собираюсь в дорогу — собираюсь и с мыслями, работа приучила. Значит, собираюсь… допустим, на свидание. Сто лет не была на свиданиях, кстати. Чем не повод?

Я решительно вытащила из шкафа «корпоративное» красное платье. Не зря же треть зарплаты за него отдала. И Игнат Матвеевич сказал, что красный — бабушкин цвет. Интересно, а она тоже была «геройским» повторением?.. А если не повезет со «свиданием»… Допишу роман при параде. Говорят, Чехов так работал над рассказами, хотя дома писал. Мне до классиков, конечно, далеко, но я и не писатель. А писец.