Тайна графа Эдельмута - Анжелина Мелкумова

— Пресвятая Дева! — подняла Эвелина глаза к потолку. — Сделай так, чтобы граф Шлавино не выбрал этот вот бокальчик — что второй справа!

В наступившей тишине муха довольно потирала лапками.

* * *

Девочку подняли с полу: от волнения она была в полуобмороке. Чтобы уберечь детскую душу от предстоящего тяжелого зрелища, по настоянию графа Эдельмута ее вынесли из подземелья вон. (О, как он был прав!)

Затем оба графа уселись за стол.

— Итак, перед нами четыре бокала, в три из которых — мы не видели, в какие — невинный агнец божий бросил по шарику с ядом. Выпьем по бокалу — и да разрешит судьба наш маленький спор! Готовы ли вы, граф, начать поединок?

— К вашим услугам, милостивый государь, — поклонился Бартоломеус.

— Тогда начнем.

— Последний вопрос, граф. — Голос Бартоломеуса был хрипл от невольного волнения. — Почему вы согласны так рисковать?

— Хочу справедливости! — развел руками Шлавино. — Только поэтому. — И взглянул на слугу, стоявшего за спиной у его противника: — Что ж, Мухер, ты будешь нам свидетелем.

Мухер кисло сморщился, держась за плечо: похоже, он успел где-то в дверях зашибить себе руку. Но все же подобающим образом ответил на обращение хозяина: кланяясь, почтительно мигнул два раза правым глазом.

— Ну, была не была! — Решительно схватив со стола второй справа бокал, Шлавино опрокинул его содержимое себе в глотку.

Бартоломеус взял соседний. Посмотрел на отсвет. Вино как вино. И медленно — глоток за глотком — выпил.

После чего оба уставились друг на друга…

Время текло. Как густой кисель. Как капля по ровной поверхности клинка. Как вода в чистом озере…

Оба «графа» глядели друг на друга с большим интересом. Вглядываясь в черты лица другого, выискивали малейшие признаки предсмертных изменений… Тишина стояла такая, что громкий стук сердец вызывал эхо в каменных стенах. А от взволнованного дыхания взметалось пламя факелов…

— Э-э… собственно, через какое время начинает действовать яд? — спросил Бартоломеус, отирая пот со лба.

— Вопрос интересный. Вообще, это новый сорт, и я его еще не успел испытать на людях, вы… мы с вами — первые. Яд обладает замедленным действием. Что имеет свое преимущество: угостив обреченного, успеваешь смыться.

— А… каким образом… выражается?..

— О, вы сразу заметите: кровь приливает к голове, дыхание перехватывает, глаза вылезают из орбит… Жуткое зрелище. — Шлавино поморщился. Затем азартно зашевелил бровями: — Меня интересует продолжительность действия яда. Для этого я, как видите, поставил вон там, на столике, песочные часы. Предполагаю, что продлится все не более четверти часа. В будущем, возможно, мне удастся создать еще более совершенный яд, время действия которого удлинится до часу — а то и до целого дня! Да-да! Вот погодите: весной, когда созреет вязомордник однодневный, я приготовлю некий новый порошок…

— Послушайте, граф! — прервал Бартоломеус, бледнея. — Вы говорите так, будто уверены, что выпили вино без яда!

— Ах, что вы, нет. Просто болтовня. Вот уж и прошли четверть часа. Взгляните, граф, на песочные ча…

Шлавино не договорил. Внезапно Бартоломеус покраснел, глаза его расширились. Схватившись за горло, он так резко рванулся с места, что стул под ним с грохотом опрокинулся на пол. В ужасе вытаращив глаза, он смотрел на Шлавино…

А зрелище было действительно не приведи Господь.

Шлавино как таковой исчез. На его месте сидело странное существо: ростом с теленка и с собачьей головой; ноги однако ж — согнутые пополам, в количестве восьми штук — точь-в-точь напоминали мохнатые паучьи; самым же удивительным был длинный — предлинный нос — как у африканского животного «олифанта».

Какое-то время, упираясь в стул восемью тонкими лапами и озадаченно ощупывая себя длинным носом, существо сидело неподвижно.

И лишь после того как Бартоломеус, отпрыгнув назад, выхватил из ножен меч, а Мухер, дико закричав, полез на полку и оттуда на него посыпались склянки с различного цвета содержимым… Вот тогда-то существо как будто сорвалось с цепи. Оно зарычало, как собака, затрубило, как африканское животное «олифант» — и вдруг, спрыгнув со стула, быстро-быстро засеменило тонкими ногами по каменному полу лаборатории.

Тяп, тяп, тяп, тяп… — отвратительно шлепали мохнатые ноги «паука».

Тяп, тяп, тяп, тяп… — Наводя ужас на присутствующих, он панически бросался то в одну сторону, то в другую…

Существо суетилось будто не просто так — будто что-то искало, но никак не могло вспомнить, что.

Цепляясь лапами за стену, выложенную булыжниками, оно полезло наверх — как настоящий паук. Вверх, вверх — прямо к тому месту, где сидел Мухер.

— Уи-и-и-и-и-и! — тоненько завизжал Мухер, встретившись глазами с «пауком». Оттолкнулся от полки, на которой сидел… (вниз полетел горшок, раскололся на куски, из него высыпались сушеные жабьи лапки). И, с диким визгом перелетев комнату, шлепнулся в холодную жаровню.

А «паук», добравшись до полки, посмотрел вниз. Увидел что-то — что, возможно, и искал. И растопырив мохнатые лапы, шлепнулся вниз на стол.

Четыре злосчастных бокала все еще стояли на столе. Тут же — бутыль с вином, тут же вазочка с конфетами. Опрокинув бутыль с вином — буль-буль-буль!.. потекло на пол — своим длинным носом чудовище дотянулось до вазочки с конфетами…

Конфеты, — понял вдруг Бартоломеус, — вот что ему нужно! Чудовище хотело расколдоваться!

А вазочка из чудесного венецианского стекла поехала, поехала по столу, перевалилась через край и…

Банццц! — разбилась. Осколки полетели во все стороны. Разноцветные шарики с шорохом покатились по полу.

«Паук» прыгнул следом.

Далее в течение некоторого времени происходило странное.

Забыв о присутствующих, один из которых покачивал в двух шагах длинным мечом, а другой, забившись в жаровню, тоненько скулил, «паук» полностью сосредоточился на разбросанных по полу конфетах. Он беспорядочно подбирал длинным носом с полу конфету за конфетой и совал себе в рог. Поднимал конфету — и совал в рот… Поднимал конфету… конфету за конфетой… конфету за конфетой…

Что он делает?!.

И тут до Бартоломеуса дошло: чудовище не различало цветов! Он ясно вспомнил свой недолгий, но незабываемый отрезок жизни, проведенный соколом: весь мир для птицы стал на время черно-белым…

Так вот оно что! Не различая цвета конфет, чудовище глотало одну за другой, одну за другой…

Волосы зашевелились на голове у Бартоломеуса от мысли о том, что сейчас произойдет…

Но это уже случилось.