Сталь остается - Ричард Морган

— Кто тебя прислал? — прохрипел он.

— Меня не присылали. — Двенда опустился рядом с ним на колени. — Впрочем, несколько человек действительно ходатайствовали за тебя. Эти люди, похоже, не хотят видеть твое мрачное, но все еще красивое личико порезанным на ремни в какой-то мелочной разборке.

Он снова поднял руку, на этот раз ладонью вниз, и свет в глазах Рингила померк.

— Подожди, подожди…

Рингил не сразу понял, что двенда отозвался на просьбу. По нечеловеческому лицу пробежала тень какого-то выражения, похожего на нетерпение.

— Ну?

— Скажи мне… — сил больше не осталось, — только одно. Мне… надо знать. Это важно.

Ладонь дрогнула.

— Да?

— Как тебя зовут? Мы были вместе всю ночь, но я так и не спросил.

Секундная неуверенность, потом улыбка.

— Хорошо. Можешь называть меня Ситлоу, если уж так нужно.

— Нужно. — Теперь улыбнулся и Рингил. — Нужно.

Между ними повисло молчание. Двенда по-прежнему держал руку ладонью вниз.

— Не скажешь, откуда вдруг желание узнать мое имя? — спросил он наконец.

Рингил качнул головой и, собрав остатки сил, шевельнул губами.

— Все просто, — прошептал он. — Чтобы перепихнуться на скорую руку, имя знать необязательно. Но мне бы хотелось знать имя того, кого я намерен убить.

И тогда двенда коснулся его лица ладонью и тут же убрал руку. Убрал и как будто снял с него тонкую маску, которую Рингил, сам того не замечая, носил до сих пор.

Перед тем как все заволокло чернильной тьмой, Рингил увидел, как двенда повернулся к окну и встающее солнце выкрасило его пустые глаза в цвет крови.

С первым светом она отправилась во дворец.

Прийти раньше означало бы напроситься на арест. Жизнь на нижних эшелонах дворца начиналась задолго до рассвета — с растопки печей, чистки мраморных полов, — но придворные не появлялись до завтрака. Основанием для утверждения сего эмпирического правила послужил один прецедент. Два года назад некий губернатор дальней провинции допустил ошибку, изложив свою озабоченность императору непосредственно в его спальне, когда тот еще пребывал в постели. Причиной озабоченности был мятеж переселенных с востока кочевников, которые, покинув отведенную им резервацию, занялись привычным промыслом, то есть грабежом торговых караванов. Это до некоторой степени оправдывало настойчивость губернатора, подъехавшего к главным воротам еще до рассвета во главе конного отряда и принявшегося громко требовать, чтобы его незамедлительно провели к императору.

Он свое получил. Джирал на неделю отправил гонца вместе с его людьми в темницу — за неуважение к трону. Протесты советников в суде ни к чему не привели, наказание осталось в силе. Когда через неделю посланника привели к императору, мятеж уже благополучно закончился и вопрос потерял злободневность. Что подтвердило, сухо заметил Джирал, старую истину: нет ничего такого, из-за чего стоило бы так беспокоиться. И, демонстративно повернувшись к залу и возвысив голос, произнес речь.

— Время, друзья мои, сейчас другое, не то, что при правлении моего отца. Дни тяжких сражений и горьких лишений позади, как бы ни пытались доказать обратное его верные друзья и преданные советники. Успокойтесь, господа. Мы ни с кем не воюем, у нас нет врагов, нам никто не угрожает. Нет нужды собирать внеочередные советы и принимать жесткие решения. Империя процветает, пользуясь всеми благами мира. Наши трудности незначительны и мелки и требуют простых и взвешенных решений, которые, не обещая скорой славы, должны тем не менее быть эффективными. Лично я приветствую такую перемену. Она дарована нам теми, кто многим пожертвовал, чтобы мы жили в свое удовольствие, а не пытались имитировать их страдания. Я благодарен им за это и рад тому, что есть, и надеюсь, что те из вас, кто прошел через ужасы войны, разделяют мои чувства. А есть ли здесь такие, кто не разделяет их?

Ответом было красноречивое молчание собравшихся в тронном зале. Кто-то справа прочистил горло, потом, очевидно, передумал и оставил мысли при себе, замаскировав их кашлем. Джирал тоже услышал, все понял, улыбнулся и, подождав, пока стихнет эхо, похлопал в ладоши.

— Отлично. Как всегда, я в долгу перед вами за верность и поддержку. А теперь к порядку дня, и, пожалуйста, не говорите, что речь пойдет о чем-то более серьезном, чем выделение средств для ремонта городской канализации.

Его слова были встречены льстивым смехом, однако Аркет поймала себя на том, что и сама вторит большинству. Сочувствуя некоторым друзьям из старой гвардии, она понимала — Джирал не так прост, как кажется. Аркет знала проштрафившегося губернатора и была о нем не слишком высокого мнения. Человек большего ума и прозорливости справился бы с ситуацией, не вставая из-за стола и без лишнего шума. Скорее всего, мятеж можно было бы подавить собственными силами, а возможно, и предотвратить, заранее все просчитав. Нужно лишь держать руку на пульсе и не пропускать тревожные сигналы, тогда и температура не достигнет точки кипения. Кого-то примерно покарать, где-то пойти на уступки — в девяти случаях из десяти такой подход срабатывает. Она и сама не раз поступала так в прошлом, когда на троне сидел Акал. Паника и чрезмерная суетливость — запоздалая реакция глупцов.

Теперь, ожидая в вестибюле, когда Джирал соизволит наконец подняться, перебирая сказанное Кормчими, она вовсе не была уверена, что бессонная ночь, крин и беспокойство не толкают ее к такой же ошибке.

С другой стороны…

— Двенды ушли, Аркет. Тысячи лет назад. Покинули пределы этого мира, поняв, что не в силах победить нас.

— Вероятно, они вернулись.

Молчание. Эти паузы Кормчего так действовали на нервы. Затем…

— Не смешно. Двенды — не предмет для шуток, дочь Флараднама.

— Я не собираюсь шутить, Ангфал. И у меня есть занятия получше, чем приходить сюда и пытаться тебя рассмешить.

— Нисколько не сомневаюсь. Начать с того, что, если ты права и двенды действительно вернулись, дождавшись, пока кириаты уйдут, то вам всем пора рыть могилы. Рассчитывайте тысяч на сто, так что начать лучше заранее.

— Император примет вас немедленно.

Аркет вскинула голову — камергер не успел спрятать ухмылку. Немногие удостаивались чести получить аудиенцию в спальне Джирала. Вопрос напрашивался сам собой, и она не сомневалась, что уже к полудню придворные сплетники предложат по меньшей мере с дюжину разной степени непристойности ответов.

— Улыбочку сотри, — сказала она, поднимаясь, — а то я на обратном пути срежу.

Ухмылка пропала, будто ее смахнула невидимая лапа. Камергер попятился. С крином ей было почти весело.

Вот так и держись, Аркиди. Его величество Джирала Химрана Второго запугать будет потруднее.