Ричард Длинные Руки. Церковь и демоны - Гай Юлий Орловский

Почему я такая грубая скотина, нельзя же так с трепетной девушкой, хотя и надо, вижу. Элизабет яркая и прекрасная, как беззаботно порхающий мотылек, но уязвимая, такое только теперь начинает с изумлением открывать в себе.

Подпускать к себе нельзя, нельзя, нельзя. В своей чистой наивности может проломить мою защиту, сама того не подозревая. А у меня только работа, никаких любовей. Сколько раз сердце рвалось, а душа наполнялась едкой горечью? Такие мерехлюндии позволительны простому рыцарю или даже барону, хотя и осуждаемы, но уже для короля чревато, а императору вовсе недопустимо ввергаться в пучину страстей и терзаний из-за женщины в такой сложной международной обстановке, а для нас, императоров, она простой не бывает.

– Файр, – велел я шепотом, – явись пред грозны очи повелителя!..

Посреди кабинета хлопнуло, словно разорвалась граната, воздух колыхнуло от центра во все стороны. Возникла массивная, как тунгусский метеорит, шипастая глыба, что сразу же превратилась в огромного коня с зубастой пастью и хвостом ящера.

– Файр, – сказал я, – возвращаемся. А там получаешь полную свободу. Нетрудная работа, верно?.. Хотя и не работа даже, а просто предлог, чтобы дать тебе вольную волю на законных основаниях. Ту самую, за которую первые герои заплатили жизнями.

Он громыхнул тяжелым раскатистым голосом:

– Слушаю и повинуюсь, господин…

– В то же место, – велел я. – Откуда мы начали…

Его сдвинуло ко мне всей массой, я поспешно задержал дыхание. Резко сгустилась тьма, в голове раздался звон, а ноги зависли в пустоте, потеряв опору. Я сжал кулаки и приготовился ждать столетия или даже вечность, насколько хватит дыхания, однако подошвы почти моментально и очень деликатно коснулись твердого.

Тьма моментально исчезла, будто отдернули штору. Я с сильно бьющимся сердцем, уже успело перетрусить, повел глазами по сторонам.

Так и есть, я в своих апартаментах, в самой дальней части, где спальня и туалет с ванной. Точно на том месте, откуда и отбыл. Похоже, ужас и столетнее ожидание во время перемещения есть мое воображение, а если и не воображение, то все равно от меня зависит, как долго и как мучительно буду перемещаться.

Файр замер в неподвижности, я повернулся к нему, стараясь держаться вольно и раскованно.

– Ты справился, Файр!.. Своей великой властью над стихиями освобождаю тебя от подчинения. Как мне, так и кому-либо. Кроме ваших старших, конечно. Кто бы ни узнал твое тайное имя, отныне не властен над тобой, ибо освободил тебя тот, кто выше всех магов мира!..

Он отступил, к моему изумлению, неуклюже поклонился, подсмотрел у кого-то, сжался в ком, не касаясь пола, словно гравитация для него не гравитация, завибрировал и пропал с едва слышным хлопком, а в воздухе остался сильный запах озона.

Хрурт охнул, когда я с самым независимым видом вышел из покоев в кабинет, тот расположен ближе к выходу.

– Ваше величество!

– Да, – согласился я, – мое величество. Что, пока меня не было, здесь на столах голыми танцевали? С пьяными бабами?

Он помотал головой.

– С вами потанцуешь! Все ж увидите. К вам тут ломились всякие, у всех срочные дела.

– А ты их?

– Отправлял к герцогу Гуммельсбергу, – отрапортовал он. – Кого-то к Дарабосу, кого-то прямо к Рокгаллеру…

– Молодец, – поощрил я, – понимаешь. Вообще-то пора государственного секретаря завести. Назовем его императорским. Лорд-канцлер все-таки лорд-канцлер…

Явно приободренный, он подсказал:

– А герцог Гуммельсберг хто?

Я подумал, кивнул.

– Ты прав. Вот что значит мнение народа!.. Так и запишем, по волеизъявлению народных масс назначить герцога Гуммельсберга государственным секретарем империи Клонзейд!

Он засиял, польщенный, а я державными шагами прошел в широкий коридор. Дежурящие там гвардейцы тоже вздрогнули и вытаращили глаза, я кивнул и прошествовал к лестнице.

По дороге встретил Келляве и Вуднайера, устроителя императорских торжеств, он сразу ринулся ко мне выяснять детали торжества по поводу возведения герцога Гуммельсберга в принцы. Пока с ними переговорил, весть о моем возвращении прокатилась по дворцу, на первом этаже увидел спешащего мне навстречу Альбрехта.

– А-а-а, – сказал я, – только с постели?.. К вечернему флирту готовитесь?

Он окинул меня оценивающим взглядом.

– Добрый день, ваше величество. Вижу по хорошему настроению, кого-то здорово обжулили. Но теперь по мелочи не работаете, небось не меньше королевства прихватили?

– В точку, – сказал я. – Вы удивительно проницательны, сэр Альбрехт, просто не узнаю вас. Как будто подсматривали. Не хотел, но пришлось. Да и на дороге королевство лежало…

– На Большой Дороге? – уточнил он. – Великой Дороге Ричарда?..

– Да, – подтвердил я, – только с названием не спешите. Пусть народ сам ее как-нибудь обзовет.

– Но народ, – напомнил он, – это же вы?.. А остальные так, население…

– Прогуляемся, – велел я. – Я перипатетик, на ходу лучше думается.

Альбрехт настолько ярок, что, завидев его, к нему сразу устремились молодые и немолодые женщины, лишь затем увидели меня, сразу замедлились, словно выскочившие на мороз ящерицы.

– Вот чем вы занимались, – сказал я ему с подчеркнутым укором, – когда я только за дверь! Понятно, почему терпим поражение за поражением!

– Напротив, – буркнул он уязвленно, – именно так укрепляемся. Личные контакты, как и флирт, дают возможности, ваше величество. Хотя вам откуда такое знать?

Женщины остановились, рассчитав нашу траекторию и рассредоточиваясь вдоль нее в линию.

Я поинтересовался:

– А какие возможности?

– Влиять, ваше величество, – сообщил он как потрясающую новость, – да, влиять.

Я уточнил с подозрением:

– И как эти вот пеструшки влияют на вас?

– Это я влияю, – пояснил он. – Не язвите, сэр Ричард. Пока не обнажаем мечи, политику можно проводить и через женщин.

– Хреновая у нас политика, – согласился я, – если можно и через женщин. Это же черт знает какая демократия получается! Так и до гендерного равенства дойдем, не к ночи будь сказано.

Женщины присели, растопыривая кончиками пальцев платья в стороны. На меня поглядывают пугливо, на Альбрехта с обожанием, что хоть чуточку, но уязвило, как будто я урод какой, понятно же, император не может не быть красавцем.

Альбрехт кому-то улыбнулся, еще кому-то подмигнул, а я прошествовал гордо, как гусь мимо кур, о Родине думать надо, а не о курах, а еще о грядущих изменениях освобожденного от власти Великих Магов климата, что повлекут неурожаи и бескормицу.

Во дворе на широкой площадке два десятка человек упражняются со щитами и мечами в руках, соревнование между Югом и Севером не прекращается даже на таком понятном уровне.