Этот дождь решает всё - Валерия Савельева

Конечно, ты же специально подошел именно сейчас, чтобы быть в толпе. Чего тогда предлагаешь отойти? Из вежливости?

– Лучше все же уйти.

– Почему же?

– Это не для лишних ушей.

Я упрямо повторила:

– Если нужно, давай здесь.

За спиной я явственно услышала смешок Зимина – ситуация его явно забавляла. Коля нахмурился; кинутый на меня взгляд был раздраженным, будто «эта мерзавка», то есть я, срывала все его планы. Ну, если так, то просто прекрасно!

– Великолепно, – фыркнул Барабин.

Я ожидала, что Коля развернется и уйдет, но нет – вместо этого он выдал нечто, шокировавшее, наверное, нас всех. Ну, по крайней мере, меня и Никиту – точно.

– В общем… Хорошо. Я извиняюсь, я был неправ, когда требовал от тебя такого, – с неохотой, зло и напряженно, но он говорил. – Хватит выпендриваться, возвращайся. Мы же прекрасно знаем, что ты меня любишь, этого не скрыть.

Начал за здравие – кончил за упокой… Если сперва казалось, что Коля просто так неумело извиняется, пересиливая себя, то от последней фразы у меня чуть челюсть не отвисла. Как же самоуверенно и нагло! «Хватит выпендриваться»?..

Поэтому думала я недолго.

– Хочешь прощения? На колени.

Прозвучало это удивительно легко и спокойно, будто я всю жизнь только и делала, что приказывала. Коля опешил.

– Что? – Кажется, он не мог поверить, не хотел.

– На колени, – повторила я с каким-то странным удовлетворением. Теперь я не сомневалась: именно так чувствовал себя Барабин, постоянно унижая меня.

Все смотрели на нас, прислушивались, пытаясь понять, что происходит. Коля и на этот раз получил внимание обожаемой публики, но, пожалуй, не был этому рад. Такое унижение! Да разве он выдержит? Да что там! Коля в принципе никогда не знал, что такое быть прилюдно униженным. Он же богач, красавчик, звезда вуза…

– Чего?! – рявкнул он уже на повышенных тонах, но я лишь улыбнулась. – Ты что, охренела?

– Это мое условие. Прощу тебя, только если попросишь об этом на коленях.

Барабин молчал, глядя на меня – внимательно, даже настороженно. Наверное, он еще надеялся, что я шучу. Хотя, если честно, я сама не могла понять собственные чувства: с одной стороны, удовлетворенное торжество оттого, что удалось отомстить, доказать, что мои слова чего-то стоят, а с другой… я ведь почти уподобилась ему, Николаю Барабину, жестокому и двуличному ублюдку.

– Это шутка, да, Софи? – хмуро и все так же громко спросил наконец Барабин.

– Нет.

Со всех сторон послышались смешки, кто-то из «зрителей» уже даже откровенно ржал – их не самые трезвые мозги воспринимали все происходящее как забавное представление. На самом деле, отоспавшись, они, возможно, и не вспомнят обо всем этом – да разве важен им какой-то Коля? Но для Барабина громкий смех окружающих оказался решающим. Ведь смеялись над ним.

– Ну ты совсем, Разина. Рехнулась! – во весь голос, чтобы слышали все, выпалил он. – Никогда и ни за что, ясно? Ишь ты, тварь, еще приказывать тут решила. Я и так извинился, хватит выкаблучиваться. Сюда иди!

И он указал пальцем на пол рядом с собой, призывая подойти. Словно команда «Место!» для сторожевого пса. Бессмысленные потуги: я и не шевельнулась. Это прямо-таки вывело Барабина из себя. Еще раз обозвав меня несколькими лестными словами, он резко развернулся и помчался вниз, на первый этаж, по пути явно не забыв шибануть какую-то вертикальную поверхность ногой или кулаком, ибо грохот стоял несусветный.

Я же только и смогла, что сделать пару шагов назад и практически повиснуть на мгновенно оказавшемся рядом Зимине. Разговор с Колей вытянул последние силы, физические и моральные.

* * *

Барабин успел пообщаться наедине и с Ником, чуть позже, когда все уже собирались разъезжаться. Наверное, Коля решил, что в такой ситуации нужно вновь попробовать вернуть хотя бы друга. Впрочем, смысла в его попытках Зимин не видел. Слишком много всего Барабин наворотил, чтобы теперь так суетиться.

– Ну, теперь-то ты понял, что эта девка просто рехнулась? – с ходу заявил Коля; быть хоть немного вежливым он так и не научился. – Я был прав, Ники. Я же говори-ил.

– И что же ты говорил?

После бессонной ночи Никита тоже не мог похвастаться хорошим расположением духа. Вроде бы праздник, Новый год, а настроение хуже некуда! Один субъект ведь качественно сумел его испортить.

– Что она свихнутое ничтожество. – Барабин скривился. – Надо же, что удумала – на колени меня поставить. Совсем голова отказала?

– Ну, это-то ты говорил… Но чего ты от меня сейчас хочешь?

– Ой, Ники, будто тебе не смешно! – Коля хохотнул. – Я же заметил, что ты тоже обалдел, когда Разина свои условия выставила.

Кулаки зверски чесались, так и хотелось заехать по этой наглой ухмыляющейся морде, до сих пор ничего и не понявшей. Правильно говорят: «Горбатого могила исправит». Потому-то Зимин сперва и задумался, стоит ли помогать Коле «исправиться» или лучше поберечь собственные руки и нервы. Остановился Ник в конце концов на втором варианте и холодно возразил:

– Ну, во-первых, София не рехнулась. Во-вторых, она не ничтожество. И в-третьих, я смеялся не «с тобой», а «над тобой». Замечаешь разницу?

Барабин едва ли замечал. Он ошалело уставился на Ника, открывая и закрывая рот, но ничего не говоря, словно рыба, выброшенная на берег. Пришлось продолжить:

– В-четвертых, она поступила с тобой точь-в-точь так же, как ты с ней. И жаловаться тебе не на что.

Коля все молчал, словно потеряв дар речи.

– Ну и наконец, скажи, ты ее любишь? – Никита слабо улыбнулся. – Софи нужна тебе только в качестве куклы или у тебя действительно имеются к ней чувства?

– Какая разница? – наконец прервал молчание Барабин. – Это делает ее выходку менее дурной?

– Честно? – Нику не нужен был ответ, он и так знал, что все равно скажет это. – Да. Если тебе нужна просто красивая игрушка – иди-ка лесом и отстань от Софки. Перебивайся другими! Софи – настоящая, умная, искренняя, а главное, преданная. Если хочешь удержать ее, если действительно любишь, то и на коленях постоять можно.

– Это бред, Ники. Никогда.

И контрольный выстрел, вроде бы предназначенный для бывшего друга, но попавший в собственное сердце.

– А я вот готов.

5

– Вот и все, мы сделали это. Молодец, Софка!

Помню, как он улыбался, говоря это, – так искренне и довольно, ведь Зимин радовался, что все закончилось. Торжествовать должна была и я, только вот почему-то не получалось. Совсем.

Вместо этого, провожая взглядом удаляющуюся спину Никиты, я ощущала странное сожаление, клубком свернувшееся в районе солнечного сплетения. Утро первого дня Нового года начиналось прескверно, но я понимала, что так и должно быть. Ник исполнил обещание, помог доказать Барабину, что я чего-то стою, а потом… ушел. Может, расслабляться в законные десять дней январских каникул, а может, и к экзаменам готовиться.