Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков

– А вас, Николай Михайлович?

Он улыбнулся.

– Меня расстреляют, а от вас попытаются добиться правды.

– Это страшно?

– Намного. Я хочу помочь вам. Прежде всего…

– Не распускать язык?

Трущев наморщил переносицу.

– Причем здесь язык? Язык – это пустое. Прежде всего, вам надо собраться с силами. Ложитесь на койку в комнате отдыха. Я пока поработаю. Только скажите, не пустышку ли мы гоним?

– Нет, Николай Михайлович. Шеель – крепкий, по-своему честный парень. К тому же по своему умственному развитию он многим даст фору. Если Шеель даст согласие, сдержит слово. Он на перепутье…

– Вы считаете, игра имеет смысл?

– Безусловно. Поверьте, Николай Михайлович, я понимаю, где замешан Шахт, отступления быть не может, но Еско можно было бы поверить. Проблема в том, что вера вас не устраивает.

– Конечно. Нам надо знать.

– Именно так. Решение существует, иначе я не стал бы работать. А сейчас мне надо немного поспать.

– Спите, Вольф Григорьевич. А я пока поработаю.

– У вас много дел?

– Выше головы.

– И даже под угрозой расстрела?..

Он пожал плечами.

Такие дела, ребята.

* * *

Вольфу снилась Ханни. Это был необыкновенно сладостный сон, с объятьями, с поцелуями, со слезами. С абрисом бледнеющего лица… Это воспоминание сменило мелькнувшее во время разговора с Шеелем женское личико.

От неожиданности он рывком сел на жесткой солдатской кровати.

Крикнул:

– Николай Михайлович!

Капитан госбезопасности заглянул в проем двери.

– Слушаю, Вольф Григорьевич.

– Необходимо срочно раздобыть фотографии всех девушек, с которыми учился Шеель. В школе, в институте. Надо поговорить с одноклассниками, с институтскими друзьями. Может, кто-то вспомнит – была ли у Еско девушка? Надежда слабая, но это единственный шанс.

– Недели на две работы, – оценил Трущев. – А результат?

– Мне нужны фотографии. Я узнаю, мне только нужны фото.

Как они крутились в НКВД, сложно сказать, только на исходе третьего дня в кабинет Трущева доставили множество фотографий. Вольфу, отоспавшемуся в камере, не составило труда идентифицировать одну из девиц.

План действий сложился на ходу. Тамара Петровна Сорокина, сокурсница Шееля, в ноябре сорок первого окончила курсы медсестер и сейчас служила в полевом госпитале на Западном направлении. Там в районе Ржева велись тяжелейшие бои.

У Тамары оказался маленький сын, отец неизвестен.

Мессинг взглянул на Николая Михайловича.

– Это жестоко!

– Ну-ну, Вольф Григорьевич, не будем распускать нюни, – улыбнулся капитан госбезопасности.

Медиум едва не возненавидел его за эту улыбку.

Позже, разрабатывая план встречи, Трущев предложил организовать ее в полевых условиях – во фронтовом госпитале, где служила Тамара. Заодно провезти Шееля по местам недавних боев и освобожденным населенным пунктам.

Мессинг ни о чем не жалеет. Да, он поддался «изму» ненависти, но это была его ненависть, осознанная и толкающая в бой, так что не «измам» учить его, как относиться к последователям Шикльгрубера.

В присутствии Вольфа Трущев предъявил фотографию Сорокиной Алексу-Еско. У того ни единая жилочка на лице не дрогнула, но разве от Мессинга скроешь удар, который испытал молодой человек.

– Еско… – Мессинг не выдержал и вступил в разговор.

Шеель с ненавистью глянул на него.

Пауза.

Ненависть сменилась волчьей тоской.

– Еско, – продолжил медиум. – Судьба любимой женщины в твоих руках.

Трущев добавил:

– А также судьба вашего сына.

Эта новость добила Еско. Он, теряя сознание, сполз со стула.

Вольф бросился на помощь. Трущев окриком остановил его:

– Сядьте на место, Мессинг.

Через пару минут Еско пришел в себя.

Трущев обратился к нему:

– Алексей, вы готовы выполнить задание родины?

Шеель замедленно кивнул. Трущев глянул в сторону Мессинг. Тот тоже кивнул.

Неожиданно Алекс-Еско вскинул голову.

– Я должен повидаться с Тамарой!!

– Конечно. Только у меня есть просьба, – ответил Трущев. – Не согласились бы вы навестить ее по месту службы?

Алекс-Еско, не скрывая изумления, глянул на следователя.

– Она служит?!

Трущев подтвердил:

– Да, Алеша. В армейском госпитале под Волоколамском.

Шеель кивнул:

– Я согласен.

– Вы отправитесь с нами, Мессинг, – предупредил Вольфа Трущев.

Это была нелегкая поездка. Мороз донимал так, что, как говорят в России, Мессинг едва не отдал Богу душу. Маршрут был нарочно проложен таким образом, чтобы Еско мог воочию убедиться, чем забавлялись немцы на оккупированной территории. Ничего более страшного Вольф в своей жизни не видал. Замерзшие, истерзанные трупы снятся ему до сих пор, даже на высоте ангельской белизны облаков. Сердце у него вздрагивало – если швабы так поступали с гоями, что же они выделывали с его соотечественниками?

Об этом страшно было подумать.

Двести километров они едва осилили за световой день. В сумерках прибыли в Волоколамск, отыскали в/ч 5114. Встреча любящих произвела на Мессинга странное впечатление своей обыденностью, немногословностью, тусклым светом сделанной из снарядной гильзы керосиновой лампы, словами, тихой радостью Тамары, подрагивающими руками Еско.

Женщина смогла сказать только два слова:

– Я верила… – и зарыдала[67].

Мессинг с Трущевым, не сговариваясь, вышли из комнаты.

* * *

Около двух месяцев Вольфу Мессингу пришлось прожить в гостинице «Москва» под надзором приставленного к нему молоденького лейтенанта. Вольфу не разрешалось выступать, общение со знакомыми ограничили Трущевым и Финком и вообще посоветовали поменьше светиться на улицах.

В начале мая Трущев лично явился к Мессингу в номер и сообщил, что ему разрешено вернуться в Новосибирск. Он не мог скрыть радости и буквально излучал приятное – все, мол, в порядке.

– Это точно? – не поверил Вольф.

– Точнее не бывает. Со дня на день Шееля вывезут из партизанского отряда. Нарком обещал представить вас к награде.

Мессинг покраснел как рак. Ему хватило ума не спрашивать, что да как, хотя было жутко интересно.

Трущев предупредил:

– Лаврентий Павлович просил передать, чтобы вы не связывались с Панфиловым.

– Кто такой Панфилов? – удивился Мессинг.

– Алексей Павлович. Начальник военной разведки. Он пытался уговорить вас выступить перед поляками Андерса. Никаких поляков не надо. Наши люди сами свяжутся с вами в Новосибирске.

Интерес сразу остыл. Вольф пожал плечами.

– Я, собственно…

Трущев перебил его:

– И, главное, не распускайте язык. Завтра вас доставят на Казанский вокзал – и в путь. Гордитесь, Вольф Григорьевич.

– Служу Советскому Союзу!

Они оба рассмеялись.

Глава II

В приподнятом настроении Вольф возвращался в Новосибирск. Радовало, что Мессинг на глазах становился советским.

Была конец мая сорок второго года, хотя за Уралом, особенно после Свердловска, еще лежал снег. Двигались медленно, с длинными остановками – поезд пропускал на запад воинские эшелоны. Настроение у пассажиров было приподнятое. Вольф впервые видал так много техники, столько молодых бравых, одетых в воинскую форму парней. Казалось, эта сила способна