Мятежное православие - Андрей Богданов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отметив допущенную Медведевым слабость, то, что он в духе своего времени не удержался от поношения противников – Лихудов, нужно сказать и о сильной стороне «мудроборцев», которые сразу же и правильно уловили опасность апелляции Сильвестра к человеческому разуму. Что будет, задали они себе вопрос, если каждый человек действительно станет самостоятельно рассуждать? Ответ напрашивался сам собой. «Оный боритель церкви Христовы, – доносил Евфимий Чудовский в новом пасквиле, – как владыка пишет, хотя таким образом наступить и попрать всю власть, царскую и церковную; поэтому и к людям пишет!» Для сохранения существующего порядка любой подчиненный, по мнению Евфимия, противопоставивший свое мнение соизволению начальства, подлежит анафеме и тюремному заключению. Медведева и всех сторонников его позиции, как «чуждая мыслящих», следует немедленно уничтожить. Особо опасным «мудроборцы» считали распространение подобных взглядов в народе.
Любопытно, что и Ф.Л. Шакловитый, стоявший в споре о евхаристии на стороне Медведева, был убежден, что эту полемику нужно держать в секрете от непосвященных. «За великую тайну» послал он гетману И.С. Мазепе полемические книги о пресуществлении, чтобы негласно получить на них отзывы специалистов-богословов. Также секретно послал на Украину те же книги и патриарх Иоаким, подчеркивая в сопроводительном письме, что споры не должны дойти «до мирского уха», ибо это дело «таинников самых… только нам ведательно и явительно между собой». И та и другая попытки засекретить полемику не удались. Я держу книги в секрете, отвечал в Москву Мазепа, но вижу, что «уже давно по всему Киеву их знают, также и в Чернигове». Новость была неприятна и для Шакловитого, и для патриарха, но «мудроборцам» пришлось огорчиться еще больше: украинские иерархи единодушно стали на сторону Медведева, заявив, что «не только подписаться за то, что Медведев правду пишет, а они (Лихуды) ложь, но и умирать готовы».
«Вера, труды, разум» Сильвестра получили высочайшую оценку просвещенных выпускников и преподавателей Киево-Могилянской коллегии, возглавлявших украинскую церковь. Богословские знания Лихудов оказались в сравнении столь прискорбными, что их «дерзновение» соревноваться с Медведевым вызывало удивление: «С мотыгой они на Солнце мечутся!» Ссылаясь на огромный опыт полемики с высокообразованными и изворотливыми иезуитами, украинское духовенство выражало недоумение, что московские власти ставят под сомнение его способности защищать и оберегать благочестие православной церкви, а вместо этого предлагают черпать благочестие в книжке, авторы которой «не только много баснословия положили, но богословского термина ни единого, как еще в школе учат, не положили».
Московские «мудроборцы» действительно не стеснялись в отношениях с украинцами. Обращаясь к киевскому митрополиту, к черниговскому и новгород-северскому архиепископу и к печерскому архимандриту, патриарх подчеркивал, что «желают от них не такого разумения, как они по-граждански понимают оный церковный догмат: желают, чтобы они разумели заодно с греками теми двумя и дабы такое свое разумение на письме прислали». Указание было четким, за его невыполнение последовала кара. Уже в феврале 1688 года патриарх запретил работу Киево-Печерской типографии Варлаама Ясинского, а в марте у Димитрия Ростовского отняли рукописи, необходимые в его подвижнической работе по изучению и изданию житий святых. Когда же типография, ссылаясь на жалованную грамоту царя и обратившись к светским властям, нарушила указ патриарха, тот объявил ее книги, в том числе сочинения Димитрия, еретическими, поскольку они не прошли цензуры в Москве{112}.
Иоанн V, Петр I, Алексей Петрович, патриарх Адриан, митрополит Киевский Варлаам Ясинский (с ориг. Кариона Завулонского 1693 г.)
Вымогательство нужного «мнения», невзирая на истину, вполне характеризует полемические методы «мудроборцев». В сентябре 1688 года украинские иерархи получили прямой приказ Иоакима обличить Медведева и поддержать мнение, признанное патриархатом. Иоаким ставил непокорных перед «выбором»: либо присоединиться к «святой восточной церкви» (в его лице), либо остаться при мнении, изложенном «иезуитами» в книге Феодосия Сафоновича «Выклад» (выдержавшей уже четыре издания). Похоже, что украинское духовенство онемело от столь неприкрытого оскорбления. Лишь новая грамота из Москвы (от 5 марта 1689 года) вынудила митрополита Гедеона Четвертинского, архиепископа Лазаря Барановича, Варлаама Ясинского и Димитрия Ростовского написать ответы, обстоятельно подтверждавшие правоту Медведева и защищавшие Сафоновича от нелепого обвинения. Лазарь Баранович, состарившийся в борьбе против иезуитов и униатов, десятилетия служивший делу просвещения Украины, добавил в письме к патриарху, что обещает Иоакиму «послушание», но – «не противное древним догматам церкви».
Рассуждения украинских иерархов усугубили раздражение патриарха, писавшего в очередной грамоте, что те «силлогизмами и аргументами токмо упражняются». «Един ответ токмо хотим от вас иметь, – прямо писал Иоаким, – а именно: последуете ли всеконечно восточной Христовой церкви о пресуществлении?» Мысль патриарха, что «церковь – это я», звучала в этой грамоте особенно откровенно, а поиски истины прямо рассматривались как ересь, за которую «отступников следовало отлучить и проклясть». Понимая, видимо, что угрозами украинских иерархов сломить затруднительно, Иоаким одновременно предпринял обходной маневр через константинопольского патриарха (которому до недавнего времени номинально подчинялась Киевская митрополия).
Он решил использовать обратившегося к нему за помощью константинопольского экс-патриарха Дионисия. В оплату за услуги патриарх Московский потребовал от того «писать и запрещать малороссам тяжко… чтобы не имели в презрении духовную власть». Дионисий получил из Москвы текст своих будущих грамот к царям, патриарху Иоакиму и украинским архиереям вместе с инструкцией, «как подобает действовать». Согласно инструкции, грамоты из Константинополя должны быть составлены «якобы на соборе», «писать же подобает, якобы от самого себя пишете, услышав о таком новом учении… а не яко я (Иоаким. – А. Б.) писал вам и возвестил сие». В случае правильного выполнения инструкции греческий «авторитет» получал от московского патриарха 50 золотых; «если же не отпишете со всяким прилежанием, как подобает, – восприимете… от страшного Судии».
Переписка с Константинополем наглядно раскрывает истинное отношение «мудроборцев» к грекам (у которых только в 1685 году была куплена Софьей и Голицыным Киевская митрополия). Легенда о «греческих учителях православия» служила оправданием духовной диктатуры патриарха Московского и его приближенных. Свой «символ веры» Иоаким, кстати, откровенно изложил еще в 1664 году, когда его «допрашивали о вере» перед поставлением в архимандриты московского Чудовского монастыря. «Я, государь, – сказал будущий патриарх царю, – не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальники, то и готов творить и слушать их во всем!»{113}