Полуночные признания - Кэндис Проктор

Зак замолчал. Он внутренне похолодел, хотя солнце нещадно пекло плечи. Казалось, из него выкачали всю кровь.

– Что ты хочешь этим сказать?

– У нее был старческий голос.

Зак чуть не тряхнул лейтенанта за плечи.

– Сколько лет ей было?

Лейтенант Приели пожал плечами:

– Не знаю. Пятьдесят. Может быть, шестьдесят.

– Ты уверен? – резко спросил Зак. Он сразу вспомнил двух женщин. Первой была Мари-Тереза де Бове, гордо сидящая в гостиной дома на Эспланад-авеню и недовольно произносящая слова: «Мужчины, имеющие хороших жен, не ищут утешения на стороне». Но больше всего Зака сейчас волновала та, которая уехала в карете в Бо-Ла. Возможно, там ей угрожала смертельная опасность.

– Я не сомневаюсь в том, что она была немолодой, – сказал лейтенант Приели. – Сэр?

Но Зак уже не слушал его – он бежал.

Обширная плантация, известная как Бо-Ла, располагалась на берегах Байу-Креве. Она существовала почти столько же времени, сколько и сам город Новый Орлеан. Здесь не было храмов в греческом стиле с высокими белыми колоннами – такие сооружения американские плантаторы часто строили выше и ниже по течению Миссисипи. Дом в Бо-Ла был выполнен во французском колониальном стиле – главным этажом считался второй, а первый, с отделанным декоративными камнями входом, отвели под склад. Де Бове уже давно могли переехать в более просторный и роскошный особняк, но они предпочитали это простое белое здание с его покатой крышей с мансардными окнами и расходящимися от дома изящными дубовыми аллеями, вдоль которых шли деревянные заграждения, заросшие ползучими растениями. Заку пришлось гнать лошадь весь день, и сейчас гнедая почти выбилась из сил. Внезапно он услышал детский смех – где-то в саду из посадок апельсиновых деревьев и кустов роз. Это Доминик пытался помочь коричневой, весело лающей собаке выбраться из пруда для ловли рыбы с высокими берегами. В центре водоема находилась статуя обнаженной женщины с урной, из которой бил фонтан.

– Наполеон! – крикнул мальчик, когда собака выскользнула из его рук и снова плюхнулась в воду. От удара поднялся вихрь серебряных брызг, лилии в пруду колыхнулись волнами, а на берег выбросило несколько золотистых рыбок. – Наполеон! – снова выкрикнул мальчик, но в следующую минуту, словно забыв о собаке, стал собирать рыбок, чтобы выпустить их обратно в пруд.

Доминик был в полной безопасности, и это несколько успокоило Зака, который испытывал страшную тревогу. Может, и с Эммануэль все в порядке, подумал он и на секунду закрыл глаза, мысленно благодаря Бога.

– Могу я взять вашу лошадь?

Открыв глаза, Зак увидел стройного молодого улыбающегося негра в синей рабочей одежде и соломенной шляпе.

– Да, спасибо. – Выпрыгнув из седла, Зак похлопал гнедую по потной шее.

– Позаботься о ней, хорошо? Я ее почти загнал.

– Конь отдохнет, не беспокойтесь.

– Майор! – увидел Зака Доминик. Он бежал по дорожке, и поблескивающие белые раковины похрустывали под его ногами. Одной рукой мальчик прижимал к боку мокрую, тяжело дышащую собаку. – Что вы здесь делаете?

Вечер только начинался, но вечерний бриз уже заставлял шуметь широкие листья дубов и разносил сладковатый аромат лимонов, роз и жасмина. Солнце освещало покрытые декоративной штукатуркой стены дома и широкие, слегка изъеденные временем ступеньки лестницы, которая вела в переднюю галерею, где были видны кресла-качалки и открытые двойные двери. Какое-то мгновение Зак стоял на месте, очарованный тихой красотой и идиллической безмятежностью открывшегося ему зрелища. На секунду он усомнился в своих предположениях. Как человек, живущий в таком мирном месте, мог совершить целую серию убийств?

– Твоя мама в доме? – спросил Доминик.

– Нет. – Мальчик отрицательно покачал головой. Он тяжело дышал и жадно хватал ртом воздух. – Она и дедушка отправились на пирогах плавать по озеру. Моя мама очень хорошо ловит рыбу. – Он хлопнул рукой по мокрой собаке. – Я бы поехал вместе с ними, но Наполеон куда-то запропастился.

– Теперь ты его нашел.

– Он забрался в стойло в старых конюшнях. – Доминик наградил собаку еще одним шлепком.

Что-то шевельнулось на широкой галерее дома. Зак увидел в тени женщину в поблескивающем черном атласном платье, которая двинулась вперед. Без сомнения, это была Мари-Тереза де Бове – высокая, стройная, безукоризненно одетая. И смертельно опасная.

– Ты не посмотришь, Доминик, хорошо ли слуга позаботился о моей лошади? – попросил Зак.

– Конечно, месье, – произнес мальчик. Отпустив собаку, он побежал мимо дома.

– Майор Купер, – произнесла Мари-Тереза де Бове, подходя к одной из круглых колонн второго этажа. – Что-то случилось?

– Да, мадам. – Зак стал медленно подниматься по деревянным ступенькам, не сводя глаз с ее лица. – Кто-то хотел меня убить. Мне это очень не понравилось.

Седые брови дамы удивленно поднялись, но было в этом что-то неискреннее, фальшивое.

– Кто бы это мог быть, месье?

– Вы. – Зак остановился на верхних ступеньках. – Прошлым воскресеньем. На Конго-сквер.

– Извините, майор. Но я ни разу не была там.

– Вы правы. Но восемь чернокожих и мальчик-мулат, которые напали на меня, были наняты вами.

Дама чуть подняла голову, но ее лицо осталось спокойным и слегка презрительным.

– Это они сказали вам, эти чернокожие? И вы им поверили?

У Зака, конечно, не было доказательств, и Мари-Тереза отлично знала это. Даже если бы негры признали свою вину, то это ничего бы не значило против слова белокожей дамы, к тому же принадлежавшей к семейству де Бове.

– Скажите мне, мадам, – произнес Зак, останавливаясь у перил рядом с ней и глядя на обширные плантации сахарного тростника за садом, – знает ли ваш муж, что вы убили вашего сына?

– Я никого не убивала, майор.

– За вас это делали другие.

– Мой сын погиб от рук янки, – произнесла дама все тем же ровным голосом. – Может, он прожил недостойную, даже отвратительную жизнь, но умер геройской смертью.

Повернув голову, Зак бросил на нее пристальный взгляд.

– Именно поэтому вы и предали его? Чтобы он с честью погиб на войне, а не позорил бы семью своим нестандартным поведением?

Дама заметно разволновалась и вдохнула глубже. Было видно, как раздулись ее ноздри, а черное кружево колыхнулось на шее. Заку внезапно пришло на ум – как цинично с ее стороны носить траурное платье по сыну, погибшему из-за нее.

– Думаете, я не горевала, когда умер Филипп? – спросила Мари-Тереза дрожащим голосом. – У меня было четверо сыновей, а теперь нет никого. Все, что осталось, – это маленький мальчик, которого я даже не воспитываю.