Рейтинг темного божества - Татьяна Степанова

— То, что в ней, ведь надо как-то назвать, да? — Мещерский вспомнил странную фразу графа Головина.

Женя глянула на него.

— А ты не дурак, парень, — криво, через силу усмехнулась она. — Ему бы ты, наверное, понравился, и как знать… как знать…

— Значит, ваш брат был против жертвоприношения в сауне. Он был посвящен в его детали? — спросил Колосов.

— У них не было секретов. Они ведь были друзья с ним, они вместе затеяли весь этот ужас.

— Сам способ повешения крайне изощренный. Кто же все это придумал? Стахис?

— Нет. Это придумал тот ужасный летчик… ночной летчик Глеб Попов. Он был великий мастер на такие штуки… Ему вообще шла роль палача. Он и его дефективный братец-садист… О, они многое умели. Я впервые увидела их в том доме возле аэродрома…

— В Брусках?

— В Брусках. Это храм посвященных. Чужие туда не допускались.

— Для чужих — сеансы во Дворце культуры и мистерии на озере?

— На озеро просто съезжался трахаться разный сброд во славу Озириса. Он, Стахис, этим всегда пользовался. Там было удобно наблюдать за людьми, как за подопытными мышами.

— А что, по-твоему, свело Поповых и Стахиса? — спросил Колосов.

— Он им когда-то помог по-крупному. Он ведь всем помогал. Даже мне — своей бескорыстной любовью. — Голос Жени звенел. — Знаете, я ведь была до знакомства с ним просто шлюхой. Мне каждый день нужен был мужчина. Я ничего не могла с собой поделать. Боялась саму себя. Погибала от похоти. А он мне помог. Скоро, кроме него, мне стал никто не нужен. Я думала только о нем. Даже сейчас, после всего, я не могу… не могу. — Она резко отвернулась.

— Разве это помощь? — воскликнула Катя. Женя не ответила.

— И вот так же он лечил от наркомании? — спросил Колосов. — Заменяя одно другим? Героин миристицином?

— Ему все было подвластно, все позволено.

— Вот эта фотография. — Колосов извлек снимок. — Она что же, ваша?

Женя посмотрела, кивнула:

— Она всегда хранилась в нашей семье.

— А для чего ваш брат отдал ее мне? — спросила Анфиса. — Как раз накануне убийства?

— Я не знаю, он мне ничего не говорил об этом. — Я фоторепортер, журналист. Может быть, он хотел привлечь внимание к деятельности этой вашей секты, вашего братства? Он просил, чтобы я ее опубликовала в печати.

— Может быть, но этого я не знаю.

— Скажите, Женя, ваш брат заикался? — спросила Анфиса.

— Да, с детства, когда сильно волновался. — Она снова всхлипнула.

— Эти четверо ребят из сауны, — Колосов забрал у нее фото, — они что, не догадывались, чем все для них кончится?

— Они… Мой брат называл их слепыми щенками, ныряющими в бездонный колодец. Какие же дураки, слепцы! Наркоман, спортсмен, педик, какой-то чокнутый бывший сатанист… Они явились к нему, к Стефану. Им нужен был учитель, поводырь, лекарь, кнут и пряник в одном лице… Глупцы, мальчишки… Мой брат предупреждал их, что добром для них все это не кончится.

— Он предупреждал их?

— Да, но они ничего не желали слушать. Они слушали только его и верили только ему. Он умеет привлекать сердца. Они таскались на все его сеансы, каждый раз ездили на озеро. Они были идеальной жертвой — это было просто написано на их лбах. Им стали внушать, что они могут подняться на высшую ступень, войти в круг избранных, посвященных. Только для этого надо пройти обряд инициации. Они были готовы на все. Они словно сошли с ума. Их обрабатывали Попов и Антон Брагин.

— Брагин? Шофер?

— Он не шофер, он прежде купоны на бирже стриг, потом разорился. У него дьявольский ум. Он и Попов внушили этим мальчишкам, что путь инициации — это черта, граница между светом и тьмой, жизнью и смертью. Они, мол, должны испытать на себе и то и другое, на миг переступить черту и тем самым войти в новый круг посвященных.

— Черт, вот потому-то они там, в этой сауне, и надели себе на шеи веревки добровольно. Они были уверены, что это испытание — блеф, что надувной матрас просто немного погрузится в воду, а Поповы вытолкнули его у них из-под ног! — воскликнул Колосов.

— Между прочим, Женя, в поисках доказательств он сам испытал этот обряд на себе, едва не повесился всерьез. — Катя кивнула на Колосова.

— Значит, вы такой же дурак, как и они. Смотрите — попадете к нему, он это поймет в два счета. Если уже не понял, — Женя сверлила Колосова взглядом, так что ему даже стало как-то не по себе.

— Ну да, Стахис-то у вас, оказывается, мысли читает, — хмыкнул он и осекся.

— Вы не понимаете, о чем идет речь! — крикнула она истерически. — Вы ничего не хотите понять. Вы не верите мне! Что толку, что я все это вам рассказываю?!

— Вы рассказываете потому, что ваш брат убит. А вас саму мучает страх. И еще потому, что вы знаете — то, что ваш предок Аркадий Неверовский некогда спрятал в старой безымянной могиле, — теперь в руках у Стахиса и его приверженцев.

— Это у него? — Женя побледнела как полотно. — В его руках?

— Я спрашиваю снова: почему же все-таки ваш брат решил помешать ему, своему бывшему другу? Как же он так смог взять и отказаться от семейного талисмана, якобы исполняющего любое желание? Режьте меня, — Колосов помолчал секунду, — но тут ведь дело не в одной только жалости к невинным жертвам? Что вы молчите, Женя? Что ты молчишь? Я прав?

— Перед тем как все это произошло… они — мой брат и он, Стахис… у них произошел разговор. Долгий, наедине. После этого мой брат сказал, что… что если ничего не предпринять, то… то мы все скоро погибнем.

— То есть как? Я не понимаю.

— Мы погибнем. Мы все погибнем.

— Я не понимаю, Женя, что вы хотите этим сказать?

— Подожди, — Катя удержала его, — подожди… Женя, вы все хотели, чтобы ваши желания исполнились… Я не спрашиваю, какое было ваше собственное желание. Но вы любили Стахиса. Были с ним близки. Возможно, вы знаете — какое было его желание? Чего хочет он?

— Он хочет стать богом, — хрипло ответила Женя. — Что вы на меня так смотрите? Думаете, я ненормальная, брежу? Он всегда хотел стать богом. И он им станет, раз эта страшная вещь теперь в его власти!

— Женя, он лгал вам… Он лжет всем, этого не в силах желать всерьез ни один человек! — воскликнула Анфиса.

— А он не человек! — крикнула сестра Неверовского и, как от удара, закрыла голову обеими руками.

Над монастырем светило солнце. На небе не было видно ни одного грозового облака. В монастырском пруду крякали утки. Вокруг было много туристов, паломников и просто праздных зевак. Никто не обращал внимания на компанию, оккупировавшую каменную скамью для паломников.

— Ты поедешь с нами, — объявил Колосов Жене. Она еще плотнее сжалась в комок.