Вилы - Алексей Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Казани Екатерина встретилась с делегацией местных «махометан» – и увидела не бритоголовых бородатых разбойников в полосатых халатах, а добродетельных боголюбивых мужей с рукописными книгами. Изумлённая арабской учёностью и красочной восточной лестью, Екатерина дозволила татарам снова строить мечети. И казанские татары тотчас заложили новую мечеть на берегу озера Нижний Кабан. В XIX веке её назовут именем мудреца Шигабутдина Марджани. А в XVIII веке эта мечеть поставила крест на исламе как на двигателе пугачёвского бунта.
В конце июня 1774 года мятежники Пугачёва подожгли разорённый Ижевский завод и двинулись дальше по Казанскому тракту. Пугачёв был весел: непонятные угрюмые заводы остались позади, а впереди была знакомая Емельяну Казань, где однажды он уже сумел переломить свою судьбу. Сладкий розовый воздух Татарии распирал богатырскую грудь.
В селе Агрыз Пугачёв отпраздновал своё тезоименитство, то есть именины царя Петра Фёдорыча. Войско перепилось татарской бузы, а Емельян в угаре щедрости расшвырял товарищам все деньги из казны. Потом в селе Терси, в вотчине казнённого башкирами Юсуфа Тевкелева, хмельной Пугачёв приглядел себе новую жёнку – краснощёкую крепостную девку Юсуфа. Емельян оставил её на десерт: отослал на пристань Котловку, где рассчитывал встречать свой флот.
С того загула окрестные места будут славиться пугачёвскими кладами. Те купцы Вятки и Елабуги, чьи начальные капиталы ковались кистенём на лесной дороге, как один станут клясться, что нашли пугачёвский клад и с него завели своё дело. А Пугачёв летним утром 1774 года чесал пятернёй трещавшую с бодуна башку и размышлял, как же ему пополнить казну, лихо растраченную в удалой гульбе?
Камень с пугачёвского клада из музея города Киров
Впереди на Казанском тракте стояло большое и богатое село Елабуга. Надо его ограбить: откуда же ещё взять деньги-то? Село защищала старенькая, но вполне надёжная крепостица, однако для мятежников она не была препятствием. Препятствием было то, что село считалось дворцовым. Елабуга принадлежала государыне Екатерине – то есть и государю Петру Фёдорычу тоже. Грабить своё же добро Пугачёв никак не мог: это означало бы, что он не хозяин, а самозванец.
Мятежники разбили лагерь неподалёку от Елабуги, и Пугачёв послал в село ультиматум: вы мне – деньги, я вам – безопасность. Жители покряхтели, поскребли бороды в задумчивости и полезли в подклеты откапывать спрятанные кубышки. Емельян был доволен выкупом и своё обещание сдержал. «Злодей орда», гомоня, без разбоя протекла сквозь крепость Елабуги по главной улочке и укатилась дальше на Казань.
Но за такие расчёты с ворами начальство спустило бы с жителей три шкуры. Ведь ещё полгода назад жители Елабуги, стреляя с поленниц как с баррикад, отбили 12 приступов местных бунтовщиков. Толпы крестьян, вооружённых косами, вилами и увесистыми цепами, два месяца кружили по снегам вокруг Елабуги. В схватках с воинскими командами в мягкие татарские сугробы легла тысяча мятежников. А сейчас, значит, такая бравая и верная престолу Елабуга малодушно сдалась? И купцы-хитрецы придумали себе оправдание: «заступленье божье».
За околицей Елабуги на высоком мысу над Камой стояли руины древней булгарской цитадели – Чёртово городище. При Пугачёве там возвышались ещё три башни. Татары верили, что эту твердыню воздвиг сам Искандер Зуль-Корнеин, то есть Александр Македонский. Разрушил её, конечно, беспощадный Тамерлан. А русские рассказывали предание, что Иван Грозный, взяв Казань, поплыл по Волге и Каме в Соликамск, остановился поглядеть на Чёртово городище и вдруг разболелся так, что слёг. Якобы от того царского стана под булгарскими руинами и пошла русская Елабуга. Царя же исцелил образ Трёх Святителей. Иоанн повернул обратно в Москву, а чудесную икону даровал Елабуге. Икона хранилась в Покровской церкви.
К середине XIX века от трёх булгарских башен останется только стенка из плитняка. Елабужский купец Иван Шишкин, отец великого художника Ивана Шишкина, восстановит одну башню древней цитадели, встроив в неё эту уцелевшую стенку. В таком виде этот памятник дойдёт и до XXI века.
А чудесная икона Ивана Грозного спасла Елабугу в 1708 году, когда батыр Алдар перевёл башкир через Каму и направился захватывать Казань. Войско Алдара окружило селение. Но вдруг над крепостью поднялись клубы чёрного дыма, хотя ничего в Елабуге не горело, и ветер бросил дым на башкир. Испуганный Алдар отступился от Елабуги.
Башня «Чёртова городища» в Елабуге
И вот нынеча, – пылко рассказывали елабужцы царским следователям, когда с пугачёвщиной было покончено, – икона опять явила чудо! Емелька Пугачёв, вор и антихрист, подошёл к Елабуге, обратил «кровожадные свои взоры» на село – но «невзвидел его»! Ослеп начисто. Потому его орда и прошла сквозь Елабугу, не заметив города. А откупных денех никаких нихто самозванцу не платил, этого ни-ни! Опровергнуть Трёх Святителей власть не осмелилась. Икона-то есть? Есть. Чудотворная? Чудотворная. Получается, всё так и было. Заначка и смекалка, крестьянские доблести, уберегли Елабугу и от разорения мятежников, и от кары властей.
У Елабуги был двойник: дворцовое село Сарапул. Оно стояло на Каме в сотне вёрст выше по течению, в сосновых борах, где тогда водились сказочные белые белки. Жить уделом государыни было вполне сытно: бунтовать село и не думало. Но, как назло, мятеж протащил сквозь Сарапул чуть ли не всех своих вожаков.
В декабре 1773 года Каму по тонкому льду преодолел отряд полковника Караная Муратова. Бревенчатая крепостица Сарапула не смогла бы отстреляться от башкир из трёх пушчонок, поэтому начальство сбежало, а жители открыли ворота и сняли шапки. Каранай въехал в крепость, мрачно оглядел народ с седла и велел грузить пушки в сани, однако никакого другого вреда жителям не причинил.
Но Сарапул напрасно перевёл дух. Едва бураны замели следы башкир на камском льду, с другой стороны явились мятежники во главе с попом Данилой Шитовым. Данила служил в селе Николо-Берёзовка в том храме, где стояла икона Николая Чудотворца, которая двести лет назад окликнула барку Строгановых, а потом «просила» Ивана Грозного вернуть её обратно. Поп Данила сам захотел разобраться, что за бунт вздыбил державу, и осенью 1773 года со своего амвона ушёл под Уфу к Ваньке Чике. Чика растолковал попу, где правда. Данила вернулся в Николо-Берёзовку, собрал войско и двинулся по окрестным сёлам насаждать божью волю. Он чистил ряды християн: раскольников прогонял обратно в раскол, с новокрещенов срывал кресты, надетые силой, и, конечно, принимал от народа присягу Пугачёву. За отказ от присяги Шитов едва не казнил собственного брата, но помешала храбрая племянница: девка бросилась на дядюшку с ржавой саблей.
От такого чуда, как поп-бунтовщик, Сарапул обомлел и сдался мятежникам во второй раз. Шитов оставил в селе гарнизон атамана Власова и отправился дальше. В щедром и богатом селе атаман Власов не устоял перед бабами, брагой и чужим добром. Притихшие жители Сарапула сквозь щели в заборах смотрели на загулы Власова, а потом, когда атаман отправился в баньку, подпёрли дверь баньки батожком и заткнули трубу тряпкой. Власов угорел и уронил голову в кадушку.