Жизнь, какой мы ее знали - Сьюзан Бет Пфеффер

Очень страшно было видеть, как мало труб, из которых идет дым. Я все равно не могла пойти в один из этих домов и попросить: спасите меня, накормите меня, накормите мою семью – меня бы просто вышвырнули. И мы бы так поступили, приди кто-то к нам на порог.

Но увидеть так много безжизненных домов… Я знала, что часть людей просто уехала, пока это еще было возможно. Но остальные, должно быть, умерли – от гриппа, холода и голода.

А мы до сих пор были живы: мама, Мэтт, Джонни и я. И я оставила записки. Люди узнают, что я существовала. Это дорогого стоит.

Чем ближе к центру, тем легче было идти. Но, чем ближе я к нему подходила, тем меньше признаков жизни встречала. Объяснить легко. Люди здесь жили бок о бок друг с другом, поэтому поначалу убирали снег. Но у них, скорее всего, не было дровяных печей, и они могли попросту замерзнуть насмерть. И грипп в тесном соседстве распространяется быстрее. Наша изоляция сыграла нам на руку, дала дополнительные недели, а то и месяцы жизни.

К моменту, когда в поле зрения появилась почта, я начала верить, что смогу добраться домой. Знала, что это бред, что дорога идет в горку, и у меня не осталось сил на преодоление того куска, где невозможно идти. Одно дело – катиться вниз, другое – заставлять себя подниматься. Сердце не выдержит, и я умру в паре миль от дома.

Но мне было плевать. Я добралась до центра города, а это был план-максимум. Пойду на почту, найду письмо от папы, где говорится, что с ним, Лизой и малышкой Рейчел все в порядке. Тогда уже будет неважно, где я умру и как. Джонни будет жить и Рейчел тоже – вот что важно.

Жутко было стоять посреди главной улицы, никого не видя, ничего не слыша и вдыхая лишь застоявшийся запах смерти. Я видела останки не выживших в холоде и голоде собак и кошек – питомцев, брошенных людьми. Наклонилась и подобрала одно тельце – посмотреть, не осталось ли какого мяса, но жалкие клочки на костях примерзли так, что их было не оторвать. Я бросила трупик обратно в снег и порадовалась, что мне не встретились человеческие тела.

А потом дошла до почты и увидела, что там тоже все мертво.

Я впала в ужасное отчаяние. Вполне вероятно, что почта вообще не открывалась с того самого дня, когда Мэтт работал здесь в последний раз. Все мои схемы, выстроенные вокруг идеи, что в город я отправилась за папиным письмом, рухнули в одночасье.

Я ушла в город умирать. Не было причин возвращаться домой и заставлять остальных смотреть на мою смерть.

Я опустилась на землю. В чем вообще смысл? Зачем даже пытаться идти обратно? Великодушнее всего с моей стороны было бы просто остаться здесь и позволить холоду убить меня. Миссис Несбитт знала, как встретить смерть. Разве я не могу поступить как она?

А потом я вдруг увидела какое-то желтое пятно. Мой мир так долго целиком состоял из всевозможных оттенков серого, что желтый чуть ли не резал глаза.

Но что-то точно желтело. Я помнила, что желтый – цвет солнца. Последний раз мы видели солнце в июле. Тогда было больно на него смотреть, и сейчас было больно смотреть на желтое.

Но это не солнце. Я посмеялась над собой – тоже мне, выдумала. Это был желтый лист бумаги, который несло по улице порывами ветра.

Он был желтый. Он был мне нужен.

Я заставила себя подняться и пойти ловить бумажку. Она дразнила меня своими ветреными плясками, но я все равно перехитрила ее и, собрав последние силы, нагнала и придавила ногой к тротуару. Наклонилась поднять ее и, выпрямившись, ощутила, как закружился вокруг меня мир. Даже держать ее в руках было здорово. Там были слова. Там было послание. Кто-то когда-то что-то сказал, а теперь я узнаю, что именно.

ГОРОДСКОЙ СОВЕТ ОТКРЫТ ПО ПЯТНИЦАМ С 14 ДО 16 ЧАСОВ

Ни даты, ни другого способа узнать, когда и зачем это написали. Но я приняла это как руководство к действию. Терять мне нечего. Все тешившие меня мечты умерли вместе с почтой. Если и городской совет окажется закрыт, это ничего не изменит.

Я пустилась в путь к ратуше. Она всего-то в паре кварталов от почты. Посмотрела на часы и увидела, что у меня еще полчаса до закрытия, если предположить, что городской совет вообще работает.

И когда я пришла туда, двери были не заперты, а внутри слышались голоса.

– Здравствуйте? – крикнула я, гордясь тем, что вспомнила слово.

– Заходите, – какой-то мужчина распахнул дверь кабинета и жестом пригласил войти.

– Добрый день, – сказала я, словно вся эта ситуация была совершенно нормальной. – Я Миранда Эванс. Живу на улице Хауэлл Бридж.

– Ясно, – ответил он. – Проходи. Я мэр Форд, а это Том Дэнворт. Приятно познакомиться.

– Взаимно, – проговорила я, стараясь поверить, что это не сон.

– Пришла подписаться на продукты? – спросил мэр Форд.

– Продукты? Можно получить продукты?

Ну точно сон.

– Видите? – сказал мистер Дэнворт. – Вот почему мало кто приходит. Люди не в курсе.

– Очень большая смертность по Хауэлл Бридж, – ответил мэр Форд. – Не было смысла идти туда. Сколько человек у тебя в семье, Миранда?

– Четверо. У моей мамы и братьев был грипп, но все они выжили. Можно получить еду на них тоже?

– Нужны свидетели, что они живы, – сказал мэр. – Но так-то каждому положен один продуктовый пакет в неделю. Так нам сказали, и этим мы тут и занимаемся.

– Программа действует уже четыре недели, – вставил мистер Дэнворт. – Так что юной леди полагается четыре.

Если это сон, то пусть он не кончается.

– Давай-ка сделаем вот что, – сказал мэр. – Подожди до четырех, когда мы официально закрываемся, и Том отвезет тебя домой на снегоходе. То есть тебя и четыре пакета. Там же проверит твои сведения, и если ты говоришь правду, то в понедельник отправим к вам кого-нибудь с продуктами для остальных. Развозка по понедельникам. Как тебе такой план?

– Не могу поверить, – сказала я. – Настоящая еда?

Мэр захохотал:

– Ну, у нас без деликатесов. И не то, что раньше продавали в «Макдоналдсах». Но консервы и всякое в коробках. Никто не жаловался.

Не зная, что сказать, я просто подошла к нему и обняла.

– Кожа да кости, – сообщил он мистеру Дэнворту. – Дошла, видать, как раз вовремя.

Мы подождали минут пятнадцать, но никто больше не появился. Наконец мэр сказал мистеру Дэнворту взять со склада четыре пакета и грузить их на снегоход.

Мне ужасно хотелось заглянуть в сумки, посмотреть, что за чудеса они таят, но я понимала, что это только задержит нас. Да и какая разница? Еда. Четыре пакета с едой. Мы целую неделю не будем голодать.

Путь, который занял у меня три часа пешком, мы проехали на снегоходе за двадцать минут. Мы словно летели, а мимо неслись дома.

Мистер Дэнворт подъехал прямо к дверям веранды. Шум мотора, очевидно, вызвал суматоху, потому что все мои стояли возле двери, когда я постучала.