Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 1 - Андрей Лазарчук

Ржанули кони, но их никто не услышал.

Конные, попавшие под прямой удар, грянулись с маху – всадники и лошади одним существом.

Прочие – раздались в стороны, разворачиваясь для сдачи.

Когда они поняли, что так и было задумано, вышло поздно. Две шеренги спиной к спине стояли против них, не помышляя о манёвре бегства. И – несколько человек, будто брызги воды, вылетевшие из-под быстро сведённых ладоней, неслись к основанию башни, уже недостижимые даже для конных. Даже для стрел, ибо ещё не совсем расслабились жилы, к которым обратился чародей…

Валентий проводил их взглядом, не поворачивая головы. Напротив него заворачивал рыжего коня смуглый, без шлема, усатый воин с кривым мечом в опущенной руке. Сейчас он отъедет – и пошлёт коня в прыжок.

Валентий приподнял и чуть занёс влево меч – чтобы защититься от удара чужого клинка и успеть ударить вдогон. И – не попасть под грудь и копыта коня…

Кузня

Она будто бы шла, ощупывая руками стену и находя неровности там, где взгляд видел лишь сытый блеск мрамора. Эта стена называлась "течением времени". Вот-вот она должна была закончиться, и тогда, может быть, начнётся что-то другое…

Саня очнулась. Солнце слепило глаза. Оно наконец нашло прогалину в слоисто-войлочных облаках – и теперь слепило глаза. Солнце было отчаянное. Оно обжигало.

Алексей лежал лицом вниз. Не дотрагиваясь, Саня провела рукой над его правой лопаткой – зубчатый синий рубец от удара степняковской боевой плетью, – потом над поясницей – две белые звезды там, откуда вышли стрелы… Правое предплечье, перевитое толстыми венами – семь косых и поперечных шрамов…

Она беззвучно встала. Ноги казались далёкими. Потерла языком нёбо, пытаясь соскрести налёт. Подошла к окну и сплюнула густую тягучую слизь.

Обезьяны внизу сидели замерев – и все, как одна, смотрели на неё. Она усмехнулась. Потрескавшиеся губы отметили эту усмешку.

Последний день – третий день, со странным значением подумала Саня. Больше мы не выдержим.

Я не выдержу.

Они не голодали, но ели очень мало: еда не лезла в горло. Страх того, что солёная колбаса только усилит жажду, пересиливал чувство голода.

Обезьяны смотрели на неё, а она на них. Конец вам, сказал кто-то, но Саня не поняла, кто сказал – и кому конец.

Алексей застонал и повернулся на бок. Он стонал и ночью, когда засыпал, проваливался… ах, какой беззащитный он был тогда, какой мягкий, хотелось взять его в ладони, прижать к груди и спрятать…

Без дневных лат он становился просто человеком. Не рыцарем, не суперменом… сильным, но местами очень уязвимым и податливым… нежным. Нежным – во всех смыслах.

И потом, когда он проснулся и сел, улыбаясь ей, она сказала:

– Давай пойдём сегодня. Пока есть силы.

Он долго молчал и смотрел на неё, и не мог насмотреться.

– Да, – сказал он. – Пойдём сегодня.

…"Интипехтъ. Винное товарiщество. Существуетъ с 1776 года. Коллекцiя отборныхъ красныхъ винъ…" Саня долго смотрела на этикетку.

– У нас будет так же, как здесь? – вдруг спросила она.

Алексей помедлил.

– "У нас" – это где?

– Где я росла. В Краснокаменске. В России. На Земле… Ведь получается: куда ни сунься, везде какие-то твари… по ту сторону, по эту…

– Тебя это волнует?

– Кажется, да. То есть я всё понимаю: видимость… но уж очень плотная видимость… как шарахнешься о какой-нибудь выступ иллюзии…

– Я не знаю, – сказал Алексей. – Я многого не знаю, к сожалению. Откуда взялись эти твари… какой цели они служат… Вполне может оказаться так, как ты говоришь. Тем более что в преданиях это нашествие описывалось много раз.

– Но предания же – они же о прошлом? Или как бы сказать…

– Не совсем о прошлом. Понимаешь, в Кузне и время идёт по кругу, замыкается само на себя…

– Не поняла.

– Из меня объясняльщик… Ну, это примерно как пространство. Ведь Земля считается круглой? И её можно обойти и вернуться в ту же точку? Так и со временем…

– Постой-постой-постой. Земля что – только считается круглой? А на самом деле?..

– На самом деле никакой Земли не существует. А подлинный мир – конечно, какой же он круглый? Как мир может быть круглым? Он бесконечный.

Саня покачала головой. Ничего не сказала.

– Так же и время, – продолжал Алексей. – Землю можно обойти вокруг, но вернуться не в ту же точку, а в сотне вёрст. И это будет уже совсем другая местность. Так же и со временем. Оно прокручивается, наматывается само на себя – и кажется, что позади бесконечность, а на самом деле – меньше тысячи лет… и каждый оборот – меньше сотни. Каркас остаётся тот же, только оболочка другая… И вот так – сколько-то оборотов, оборотов, – конец сцепляется с началом…

– Я поняла, – глухо сказала Саня. – Спасибо, Алёша. Давай поговорим о другом.

– О чём ты хочешь?

– О нас.

– Говори.

– И ты тоже.

– Конечно.

– Если мы умрём – всё равно всё было не зря. Правда. Вот эти два дня и две ночи… полная жизнь. Бедность, любовь и война…

Она вдруг замолчала. Показалось, что всё вокруг стало призрачным и тонким – затвердевший дым, – а по тому немногому, что сохранило плотность, проплыл – пролетел – стремительный золотой отблеск. Боясь потерять то, что увидела, Саня изо всех сил зажмурилась. Но нет – уже всё ушло, то, что было рядом, – исчезло, и остались лишь неразрушимые стены вдали и реденькая, вся в дырах, циновка под ногами… непонятно, как держит она людей…

– Что?.. – Алексей держал её за руку и озирался. Он тоже почувствовал.

– Здесь кто-то был. Только что. Уже нет.

– Человек?

Она покачала головой. Нет, это не человек. И не мускарь. Что-то низкое и стремительное…

И тут почему-то – от напряжения памяти, должно быть – перед внутренним её взором возникла заваленная мебелью и хламом кухня. Она возникла не фотографией, не так, как её увидели глаза – а будто бы древней гравюрой, где тени изображены параллельными царапинами… она всматривалась в эту гравюру, стараясь понять, для чего она вообще возникла, с какой целью память выбросила вдруг эту карту и, наконец, что же такое странное отмечает взгляд, но никак не желает охватить слабый разум? А потом понимание это вдруг пришло – и стало неясно, где оно было раньше…

Вот – большая печь. Стулья, столы, сундуки – до потолка. А под потолком и в стороне от печи – большая квадратная металлическая воронка, соединённая с коробом вентиляции.

Вытяжка. Ставится обычно над газовой плитой.

– Алёша…

Через час они добрались до этой плиты. Горелки питались от баллона, большого красного баллона с надписью "Пропанъ-бутанъ". И ещё один баллон стоял дальше в углу.