Кома - Сергей Анисимов

«Там умирают люди», – сказал он себе, но тут же понял, что сама по себе эта мысль не значит ничего. Если Гайдук-старший имеет к этому какое-то отношение – то дальнейшее будет уже совершенно предсказуемым – его, вылезшего откуда-то шута, не понимающего, куда сунулся, сбросят в давно освободившуюся ото льда Неву непосредственно рядом с домом. Если же не имеет, – то может либо отказаться от невнятной и странно выглядящей информации совсем, либо обратить её в свою пользу, – как, вероятно, и должен поступать бизнесмен такого калибра.

Они окончательно, по третьему разу, распрощались (на этот раз Соня ограничилась мирным рукопожатием), и спустились вниз все вместе, даже не на лифте, а по лестнице. Андрей с помахавшей Николаю рукой Зиной ушли куда-то в другой отрезок коридора, – скорее всего на автостоянку, а он – тем же путём, что и пришёл сюда. Охранник в сером вежливо ему кивнул, и Николай вышел на улицу. За эти часы здорово похолодало, и теперь тёплая куртка, надетая поверх хорошего пиджака из грубоватой серой шерсти оказалась весьма кстати. Он решил действительно проветриться и дойти хотя бы до «Авроры», откуда до дома уже будет буквально рукой подать. Пусть это зачтётся мышцам как стандартный до недавнего времени беговой маршрут, а что до мёрзнущей головы, так по этому поводу ещё Суворов неплохо высказался, – так что пусть мёрзнет.

Метров за триста до обращённой к «Авроре» площадки перед гостиницей «Санкт-Петербург» Николая остановил скучающий милицейский патруль, привлечённый его одиночеством, поднятым от ветра воротником, и тем, что поздно их заметивший Николай напрягся, – намётанному глазу это было наверняка неплохо заметно. Отведя его на пару метров в сторону, неожиданно оказавшиеся вооруженными укороченными «Калашниковыми» милиционеры приставили его к стенке и спросили документы, встав так, чтобы образовать с его телом равнобедренный треугольник, упёртый в стену дома. Какое бы наивное лицо он не сделал, эти двое, явно проведшие на улицах не один год, никаких лишних шансов давать ему не собирались. Дёргаться и звать адвокатов Николай не стал, спокойно отдав в руки одного из милиционеров свой паспорт. С момента, когда он сумел в пятницу добраться до дома, паспорт Николай носил с собой уже непрерывно, – как и подвешенный на цепочку жетон с выгравированным полным именем – на поясе, под джинсовой рубашкой. С шеи его легко сорвать, а с поясницы его снимет уж точно только прозектор. Хоть как-то легче на душе родителям будет, когда его опознают, если такая нужда придет.

Удовлетворившись местной пропиской и полностью славянским именем, спросив про холодное/огнестрельное/газовое оружие, и проверив пустую наплечную сумку, в которой он принёс к Соне умыкнутое из кладовки родителей шампанское, милиционеры всё же приставили его лицом к стенке и поверхностно обыскали. Скорее всего, им действительно больше нечего было делать в благополучном районе между начинающимся в нескольких кварталах отсюда огромным комплексом ВМА и президентским представительством почти сразу за мостом. Оттягивавший бы карман пиджака кошелёк Николай с собой не взял, а вложенный в пустующий «очёчный» карман тонкий рулончик купюр разного достоинства обыскивавший его милиционер то ли не заметил, то ли действительно оказался «нормальным», относящимися к своей работе по крайней мере с уважением человеком. Значит, повезло.

Получив паспорт обратно, и с удовольствием сказав «И Вам того же» на уже полностью удивившее и даже порадовавшее его «Всего Вам хорошего», Николай пошёл дальше, покачивая головой. Интересно, зачем им автоматы? Бронежилетов на милиционерах нет, да и стоят в бронежилетах и с автоматическим оружием обычно ППС-ники, а не нормальные городские патрули. С чего бы это? Николай в очередной раз вспомнил не понравившиеся ему группки непонятных грузовиков-фургонов в разных местах города. Во всех событиях последних двух месяцев и особенно апреля его много чего пугало, многое вызывало или глухое раздражение, или беспредметную ярость. Помимо всего этого была и ещё одна деталь, «помягче» других, которая Николаю просто не нравилась, – то, что нужную и полезную информацию которая с грехом пополам давала ему возможность хоть как-то эволюционировать в своём понимании происходящего, – пусть как угодно криво, однобоко, дискретными мелкими деталями… Эту информацию приходилось буквально вылущивать из всего остального. То ли дела в каком-нибудь хорошем кинодетективе, – включает их герой телевизор или радио, и там ему совершенно случайно рассказывают что-то прямо относящееся к его проблемам, делающее всё ясным и чётким. Ему бы так… Масса отдельных моментов и отрывочных кусков информации не укладывалось вообще ни во что, – начиная от того самого непонятного ключа, не подошедшего к сейфу с виагрой. Само по себе было исчезновение Даши Берестовой, само по себе было нападение на квартиру Вдовых с намёком на выход на него, – ничем, почему-то, не закончившееся. Алексею Степановичу Николай сумел дозвониться ещё вчера, взяв у отца его свежекупленный сотовый телефон и воспользовавшись им прямо в собственный квартире. У Вдовых всё было нормально, рана деда хорошо, пусть и не быстро, заживала, и после двух дней напряженного общения сначала с милицией, а затем с ГБ, и те, и другие от них, наконец, отстали. Обыска в квартире потерпевших, разумеется, не было, и со вторым своим пистолетом дед наверняка теперь не расставался. Это уже можно было домыслить по его хитрой фразе «Сижу дома, старые мемуары перелистываю», выдавшей Николаю отчётливую картинку: старик, чистящий тряпочкой выложенный на фланельку пистолет. После случившегося у них дома, баба Наташа наверняка на такое благодарно промолчит. Свой мужик, верный и надёжный, сколько бы ему не было лет. Спас.

И кстати говоря, всё это вместе взятое сейчас здорово легло в пользу с таким трудом принятого, но всё же верного решения. Не взятый Николаем пистолет остался теперь у деда Лёша как гарантия какой-то его безопасности. И то, что тот умеет с ним обращаться, даёт ему в следующем бою (случись такой), всё равно чуть больше шансов, чем такому криворукому стрелку, каким является гражданский врач, пусть даже с его специфическим опытом. Пистолет может стать полезным для дилетанта только в результате регулярных занятий с хорошим тренером или просто опытным человеком, вроде того же деда Лёши. Но поскольку в России совсем исчезли тиры даже с пневматическими ружьями, раньше стоявшие на каждом углу, то и просто комфортно тренироваться с оружием непрофессионалу сейчас особо негде. И это даже если не считать того, что обыскавшие-таки его милиционеры скрутили бы его пополам, а при первых же попытках к сопротивлению – влепили бы по голове прикладом «Калашникова», а то и пару пуль в колени, – и были бы, между прочим, совершенно правы. Нет уж, в таком глубоком и непонятном провале, как у него, надо надеяться только на ноги и на голову.

Со всеми этими размышлениями, до дома Николай дошёл снова напряжённый и злой, и поднявшись по лестнице до двери своей квартиры сразу понял, что сделал это зря. На площадке никого не было, как не встретил он никого ни вокруг дома, ни в самом подъезде, но рядом со скважиной верхнего из двух замков, штыревого, торчала воткнутая в древесину длинная булавка с чёрной лаковой головкой. Первое, что Николай сделал, увидев её – это присел. В окно никто вроде бы не заглядывал, дом напротив просвечивал сквозь стекла выходящего на площадку окна своими блекло-жёлтыми огоньками. Если по нему сейчас пальнут – то тут уж ничего не сделаешь, но подниматься с корточек Николаю всё равно не хотелось. Сидя и разглядывая заусеницы на покрывающей дверь красно-бурой краске он ждал чего угодно – пули, оклика, того, что дверь распахнётся прямо ему в лоб. Ничего. Просидел он ещё минуту, окончательно убедившись в том, что почему-то ещё жив. Потом поднялся. Ноги дрожали.