Возраст не помеха - Виктор Сергеевич Мишин

мог бы и не таскать меня в мороз на реку, тем более в гипсе. Помню, в первый раз у меня сломанная нога так замерзла, что еле в бане отогрел.

Сейчас-то что, морозы уже ушли, весна скоро, но в декабре-январе было жутко холодно.

Знакомиться я шел, будучи не в духе. Волновался из-за возраста, но оказалось, зря волновался. Ребят предупредили, кто будет их учить, даже звание мое раскрыли. Я, когда к ним вошел, они сразу построились, и стоявший первым в строю высокий блондинистый парень бодро отрапортовал о прибытии, обратившись ко мне именно по званию.

– Вольно, ребята. Давайте вы представитесь по очереди, прошу сразу немного рассказать о себе. Какие у вас увлечения были, спорт или кулинария. – Смеются. – Не обижайтесь, просто хочу знать, интересно же. – И правда было интересно, а волнение давно прошло, ребята смотрели на меня как на равного им. Ни у кого не было в глазах удивления или предосудительности.

– Разрешите вопрос, товарищ сержант? – обратился ко мне тот самый блондин, стоявший первым. Это они себе старшего выбрали, что ли?

Мы только что познакомились, было их восемь человек, четверо парней и столько же девиц. Этого блондина звали Олегом. Первый разряд по боксу, наверное, сам себя старшим и поставил. Но мы проверим, кто из них кто.

– Разрешаю, – кивнул я, – и давайте проще, товарищи курсанты. Вы не под присягой, да и не совсем в армии. Вам объяснили, что мы тут будем делать?

– В общих чертах. Я это и хотел спросить, товарищ сержант, чему конкретно нас научат?

– Мое имя – Захар. Вы все старше меня возрастом, так что зовите именно по имени, а то мне как-то не по себе, когда вы меня, мальчишку, зовете громким именем «товарищ сержант». Да, я знаю, что это не по уставу, но, повторюсь, мы не в армии. На ваш вопрос я отвечу пока кратко, но вскоре, думаю, вы и сами все поймете. Скажите, товарищи курсанты, как у вас с языком? В смысле с немецким языком?

– Можем говорить и переводить на ходу, читать и писать, нас, товарищ сержант, набирали сюда именно за знание языка врага.

– О как. Интересно. А как вы это выяснили? – удивился я.

– Так просто поговорили друг с другом, а уж вывод сам напрашивается. Мы все бывшие студенты, в школе изучали немецкий, сейчас знаем его хорошо.

– Давайте проверим ваш акцент, – предложил я, перейдя на немецкий.

– Пожалуйста, господин унтер-офицер, спрашивайте! – был мне ответ.

– Ясно, – сказал я тут же по-русски, – акцент рязанский.

Все засмеялись, а старший из курсантов, с кем я до сих пор и говорил, засмущался.

– Это очень плохо, товарищ сержант?

– Это не хорошо и не плохо, это факт. Слушайте внимательно, все, – добавил я, увидев, как две девочки шушукаются. – С этой минуты все общение на немецком, у меня, если бы вы были специалистами, тоже заметили бы акцент, но он прибалтийский, и немцы к нему равнодушны. Так говорят и в Прибалтике, и Пруссии, да даже в Польше. Для того, чтобы убрать ваш говор, нужна постоянная практика. Слушайте все, что я говорю, внимательно, старайтесь перенимать, и тогда все получится. Запомните главное, от этого знания зависит ваша жизнь, и даже более того, жизнь вашего товарища. Мне было чуточку легче с языком, из-за неизбежности общения с коренными носителями.

– Это с кем? – спросил вновь Олег. – С немцами? – парень даже нахмурился.

– Именно, – жестко ответил я, – вам не сообщили, кто я такой?

– Нет, сказали, что фронтовик, разведчик, требовали не обращать внимания на возраст. Вот и все. Так вы что, немец?

– Еще раз, не вы, а ты, забыл, Олег? И второе, нет, я не немец. Родился я в СССР, а жил до войны в Кобрине, это недалеко от Брестской крепости, может, слышали?

– Да, я знаю, где такой город. Западная Белоруссия.

– Да, это так. Я не разведчик, ребята. Так как мне не запрещали сообщать о себе, особенно вам, курсантам, поэтому расскажу. Я – диверсант. На ваш следующий вопрос я так же отвечу: да, из вас мы сделаем диверсантов.

– Но ведь диверсанты – это люди, воюющие не по правилам, исподтишка! – встрял в разговор еще один парень. Этот был противоположностью Олега, темноволосый, низкого роста, но коренастый.

– Скажи, Веня, – да, он представился Вениамином, – а разве имеет значение то, как убивают врага? Или, может, немцы воюют честно? Слышал, есть такое выражение…

– Цель оправдывает средства? – вставила девушка Анна, красивая блондинка, очень похожая на какую-то актрису, убей не могу вспомнить, как ее зовут. Глаза голубые, ясные, смотрит прямо, не улыбаясь, а они прямо играют. А еще она очень похожа на мою… Стоп, отставить.

– Именно так, ребята, именно так. Вот еще сравнение. Вы занимались стрельбой?

– Да, почти у всех есть значки. – Это они о значке «Ворошиловский стрелок».

– Так значит, должны знать, кто такие снайперы?

– Конечно.

– Снайперскую работу вы тоже назовете подлой и нечестной? Ведь враг чаще всего не представляет себе, что находится на мушке.

– Это же другое, снайпер служит в армии…

– А диверсант выполняет свою работу. Во времена Первой мировой войны одна девушка, выполнявшая такую работу, смогла дезинформацией и хитростью заманить целую эскадру немецких кораблей на минные заграждения, где некоторые из них затонули. Один человек уничтожил несколько сотен врагов за раз, такое не всякому флоту под силу, а тут одна девушка.

– Не может быть, – восхищенно хлопала глазами Анна.

– Отчего же, это быль, более того, девушку звали, как и вас, Анной. Правда, советские историки до сих пор, кажется, не знают, настоящее это имя или нет.

– А почему вы говорите о действиях диверсантов как о работе? Не службе, а именно как о работе?

– Потому, други мои, что есть такая профессия – родину защищать, – ввернул я козырную фразу из отличного фильма. – И способ, которым вы это сделаете, неважен. Важен результат.

Этот разговор длился до позднего вечера, мы все же не перешли сразу на немецкий, как я хотел, предстояло многое объяснить этим ребятам. А как довести свои мысли лучше всего? Конечно, на родном языке. Ведь именно наш язык так многообразен и убедителен, в иностранном, наверное, в любом, нет столько информации в каждом слове, как в нашем, великом и могучем.

А вот уже с утра я поднял всех; зайдя к ним в дачу и дунув в свисток, я более не говорил на русском. Первые дни было тяжело, как мне – донести свои мысли, так и ребятам, думали-то они на русском, а я