Семиевие - Нил Стивенсон

– Этим есть кому заняться, – ответил Маркус. Он не шутил – с того момента, как было подписано Соглашение Кратерного озера, в Гааге над вопросом трудилась целая ассамблея специалистов по конституционному праву, и один из них уже находился наверху.

– Знаю, – ответила Луиза, – и лично мне представляется очень важным, чтобы ужасы, подобные тому, свидетелем чего мы сейчас стали, не отравили весь законотворческий процесс. Нельзя делать вид, будто ничего не произошло.

Маркус и Фекла, снова обменявшись многозначительными взглядами, очевидно, пришли к решению ничего сейчас не говорить.

Телефон Мойры завибрировал. Она бросила взгляд на экран и обнаружила, что через пятнадцать минут у нее запланирована встреча. Извинившись, она покинула междусобойчик, приобретший довольно странный оборот. Впрочем, возможно, он успел излечить ее от кое-каких сентиментальных идей. Она пришла сюда в надежде воссоздать завтрак в европейской кафешке, а получила полчаса ядерных взрывов, массового сожжения протестующих и серьезных рассуждений на этические темы, к которым примешалось неожиданное сексуальное напряжение между ней и Феклой. Как у многих на Ковчеге, с самого прибытия у нее не было секса. Многие из тех, кому не давили на совесть приговоренные к смерти супруги или нареченные, оставшиеся на Земле, как-то устроились на этот счет, но у других так ничего и не случилось. Хотя и ясно, что это ненадолго. Два запирающихся модуля были отведены специально для любовных свиданий, и каждый на станции был осведомлен о других подходящих для этой цели укромных уголках. У Мойры на Земле никого не осталось. Воздержание ее было вызвано в основном тем, что здесь пока никого не нашлось, да и само место совершенно не располагало к романтическим отношениям. Однако воздерживаться становилось все тяжелей.

Если честно, в ее долговременном списке задач отдельным пунктом значилась разработка процедуры для беременностей на Ковчеге. Поскольку потребности беременных принципиально не отличаются от потребностей небеременных, фактически речь шла о том, как быть с детьми. Капельмейстеры исходили из того, что весь процесс будет упорядочен и беременеть станут исключительно с намерением заморозить эмбрион, который можно будет имплантировать позже, когда условия для малышей станут получше. Проведя на станции почти год, Мойра усомнилась, что все так и будет. Капельмейстеры явно недооценили культурные различия между регулярами и каппи.

Еще несколько месяцев назад они назывались облачниками – термин до сих пор использовался в официальной документации. Однако затем кто-то образовал от «капсулы», или «капли», термин «каппи». Как это бывает только в Интернете, слово мгновенно превратилось в мем, за сутки облетело весь мир и сделалось общепринятым. Отдельные чувствительные греки стали было возражать, но им быстро заткнули рот.

Каппи были по сути еще детьми и почти не имели контакта с регулярами. Они жили в каплях, более или менее прикованных к своему месту в рое. Перемещаться между каплями было практически невозможно – это означало бы эпическое путешествие в скафандре с использованием различных трюков орбитальной механики. Для перемещения людей из удела в удел имелись небольшие космические аппараты, известные как «эмки», но их было немного, а квалифицированных пилотов еще меньше. Маркус, следуя советам Луизы, попытался организовать «перемешивание» – это означало, что в любой момент времени на «Иззи» должно было проживать и работать около десяти процентов всех каппи. Однако большую часть времени подавляющая часть каппи была заперта в индивидуальных каплях, триадах или гептадах и поддерживала контакты с Регулярным населением посредством видеосвязи («спайк»), социальной сети («спейсбук») и других позаимствованных с Земли технологий. Мойра поразилась бы, узнав, что никто из девушек до сих пор не забеременел – однако запросов на замораживание эмбрионов она пока не получала.

И любому нормальному человеку, последуй он сейчас за Мойрой через «Звезду» и «вниз», в низкотемпературное хранилище, стало бы ясно почему. Это место было абсолютно неспособно вызвать приятную дрожь в нервных окончаниях человека, собирающегося создать семью. Оно до смехотворного напоминало помесь клиники с промышленным предприятием.

Зато, как надеялась Мойра, оно должно было произвести должное впечатление на вновь прибывших, которые и явились сюда на встречу с ней точно по расписанию. Несколько часов назад они прилетели на пассажирском корабле, запущенном с мыса Канаверал: время, достаточное для того, чтобы пилюли от тошноты начали действовать, а сами они успели прийти в себя. Это была небольшая группа с Филиппин: биолог, работавший с генно-модифицированными породами риса, социолог, изучавшая моряков-филиппинцев, проводящих всю жизнь на борту сухогрузов – очевидно, она должна была прийти на помощь Луизе, – и двое каппи, судя по внешности принадлежавших к столь же различным этническим группам, как, например, исландцы и сицилийцы. Как обычно, при одном из них был переносной холодильник для пива. Как было прекрасно известно Мойре – подобные церемонии случались не реже раза в день, – в холодильнике находилась сперма, яйцеклетки и замороженные эмбрионы от доноров со всех уголков страны происхождения – в данном случае, Филиппин. Она приняла холодильник со всеми подобающими почестями, словно японский бизнесмен, которому вручают визитку, и открыла крышку, чтобы проверить содержимое. На дне еще виднелись несколько кусков сухого льда: это хорошо. Пробирки, с палец толщиной, заполняли шестиугольную пластиковую решетку. Мойра проверила несколько инфракрасным термометром в виде пистолета и убедилась, что ни одна не оттаяла. Затем, натянув хлопчатобумажные перчатки, чтобы защитить кожу от холода, она извлекла наружу еще несколько пробирок и тщательно осмотрела, чтобы убедиться, что они запечатаны, а также снабжены этикетками и штрих-кодом в соответствии с процедурой, описанной в Третьем техническом приложении к Соглашению Кратерного озера, том III, раздел 4, параграф 11. Проверка нарушений не выявила. От доктора Мигеля Андрады, генетика, она ничего другого и не ожидала.

Она также могла предположить, что доктор Андрада догадывается, пусть даже и без уверенности – шансов у этих биоматериалов развиться в разумную форму жизни не больше, чем у снежинки в жаркий летний день, однако сейчас было не время это обсуждать. Мойра произнесла хорошо заученную речь, следя за тем, чтобы слова по возможности звучали как в первый раз. Она поблагодарила новоприбывших, а вместе с ними и весь филиппинский народ, за доверенные ей, и в ее лице Облачному Ковчегу, драгоценные материалы и намекнула, ничего при этом не обещая, на будущее, в котором из каждой пластиковой пробирки, словно из рога изобилия, хлынут новые обитатели Ковчега. Предполагалось, что теперь прибывшие отправятся в свои капли, откуда сообщат радостную новость друзьям и родственникам внизу посредством эсэмэсок или Фейсбука. Радужные обещания должны удержать оставшихся на Земле от всяких глупостей в преддверии близкого конца; если же, как в случае с Венесуэлой, это не сработает – что ж, у Джей-Би-Эф есть еще бомбы.

– Можно посмотреть, как тут все устроено? – спросил доктор Андрада, когда остальные члены делегации наконец отбыли.

Теперь они остались вдвоем и плавали в длинном узком стыковочном модуле, торчавшем в надир. «Внизу» модуль заканчивался задраенным люком с кнопочным пультом. Большая часть помещений «Иззи» была открыта для любого, кому придет в голову заглянуть внутрь – в массе своей местный контингент не отличался деструктивными наклонностями. Однако ГАЧ – Генетический архив человечества – был по статусу чем-то вроде святилища и потому закрыт на все засовы, во всяком случае в цифровом варианте.