Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен

вроде Остфельда, – для которых протокол «поймай и выпусти» – это ежедневная рутина сбора данных, обычно очень хорошо – мягко, но эффективно – обращаются с живыми грызунами. Подчиненные Остфельда обнаружили, что примерно за минуту внимательного осмотра могут обнаружить до 90 процентов клещей на мыши. (Они измеряли тщательность полевых исследований следующим образом: после минутного осмотра забирали некоторых мышей в лабораторию и держали их в клетках до тех пор, пока все клещи не отвалятся и не упадут в стоящую под клеткой кастрюлю. Потом они искали клещей в мышином помете и другом мусоре – «неприятная и сложная задача», вспоминал Остфельд[146], – и сравнивали полное количество с тем, что удалось найти при полевом осмотре.) На бурундуках метод быстрого визуального осмотра работал почти так же хорошо. На других мелких животных, в том числе белках и бурозубках, клещей было больше, и они с трудом поддавались подсчету, но группа Остфельда все равно смогла сделать довольно точные прикидки.

Личинки клещей крохотного размера; и даже на масковых бурозубках, которые весят всего пять граммов (примерно столько же, сколько две десятицентовые монетки), в среднем можно найти около пятидесяти пяти клещей, как обнаружили ученые. Немалая степень заражения для такого маленького, изящного существа. Короткохвостые бурозубки, которые немного покрупнее, несли на себе в среднем по шестьдесят три клеща.

По прикидкам Остфельда (тоже сделанным на основе данных, полученных при отлове животных), на одном акре (около 4000 м2) лесной территории вокруг Миллбрука живет около десяти короткохвостых бурозубок, так что клещей на них получается целая куча – леса, можно сказать, кишат кровожадными насекомыми, и это довольно-таки пугает – даже если местные черноногие клещи никогда в жизни не пробовали ничего, кроме крови бурозубок.

Только вот они пробуют не только ее. Цикл жизни клеща довольно сложен. Как и насекомые, черноногий клещ проходит метаморфоз: сначала две незрелые стадии (личинка и нимфа), потом взрослая особь. На каждом из этих этапов клещу требуется одна-единственная порция крови от носителя-позвоночного, чтобы запустить преобразования; взрослому клещу нужна еще одна порция крови, чтобы получить достаточно энергии и белков для размножения. В большинстве случаев носитель-позвоночное – млекопитающее, хотя клещи могут также жить на ящерицах или птицах, которые вьют гнезда на земле, например, бурых короткоклювых дроздах. Собственно говоря, черноногий клещ такой универсал, что его «меню» носителей включает более сотни североамериканских позвоночных, от малиновок до коров, от белок до собак, от сцинков до скунсов, от опоссумов до людей.

– Эти клещи невероятно эклектичны в своих вкусах, – сказал мне Остфельд.

Взрослая самка клеща зимует с животом, полным крови, а потом весной откладывает яйца, и из них к середине лета вылупляются личинки. И на незрелых стадиях, и на зрелой клещи не могут передвигаться слишком быстро или слишком далеко. Они не летают. Акробатическими умениями, как блохи или ногохвостки, они тоже похвастаться не могут. Они ползают, как маленькие черепашки. Но зато они «невероятно чувствительны» к химическим и физическим сигналам, по словам Остфельда, и таким образом «могут находить безопасные места для зимовки и носителей, испускающих углекислый газ и инфракрасное излучение»[147]. Они вынюхивают свою пищу. Они, может быть, и не слишком ловкие, но зато внимательные, всегда настороже и не упускают ни единой возможности.

Полный цикл жизни клеща длится два года и включает в себя три отдельных эпизода паразитического выпивания крови, каждый из которых может проходить на разном позвоночном-носителе. Акарологи (биологи, изучающие клещей) придумали замечательный возвышенный термин для процесса, когда клещ забирается на стебель травы или на край листа, вытягивает передние ноги, принюхивается к сигналам и готовится схватиться за нового носителя: «искание»[148]. Чем мельче клещ на том или ином этапе своей жизни, тем ниже к земле проходят искания. Именно из-за этого, как показали данные Остфельда и коллег, два вышеупомянутых вида бурозубок обеспечивают питанием почти 30 процентов всех личинок, найденных в исследуемой области. Второй по важности носитель личинок клеща – белоногая мышь.

Белохвостые олени, похоже, играют совсем иную роль. Они важны в основном для взрослых клещей – причем важна не столько их кровь: именно на них самцы черноногих клещей часто встречаются с самками. Белохвостый олень в коннектикутском лесу в ноябре чем-то напоминает забитый до отказа бар для холостяков в Нижнем Манхэттене вечером в пятницу. На одной несчастной лани может жить до тысячи взрослых черноногих клещей. Спаривание проходит довольно бесцеремонно: клещ-самец, разгуливающий по коже оленя, натыкается на сидящую неподвижно самку – она слишком занята питьем крови, чтобы обращать на что-то внимание. В общем, романтики в сексе паукообразных не ищите. После того как самка напьется, а самец наиграется, они спрыгивают с оленя, уступая место другим. Учитывая такую текучку, за четыре недели сезона размножения клещей один белохвостый олень может стать источником крови более чем для двух миллионов оплодотворенных яиц клещей. Если хотя бы половина из них выживет, один олень даст жизнь миллиону личинок.

Все эти данные и вычисления и превратили Рика Остфельда в еретика по вопросу значимости оленей для системы болезни Лайма. Господствующее предположение звучало так: чем больше оленей, тем больше клещей и, следовательно, тем выше риск заболевания.

– Но на самом деле, похоже, достаточно всего нескольких оленей для поддержания обильной популяции клещей, – рассказал он. Более важными факторами риска для местности вроде коннектикутского побережья, как оказалось, являются популяции белоногих мышей и бурозубок. Кто бы мог подумать?

Но подождите. Мы имеем дело с экологией и, следовательно, со сложными структурами, так что нужно рассмотреть еще два фактора. Один из них не меняется, другой – переменный. Неизменный факт состоит в том, что инфекция Borrelia burgdorferi не передается вертикально между черноногими клещами. Если проще: она не наследственная. Из миллионов личинок клещей, вылупившихся после того, как самки напились оленьей крови, ни одна не будет носителем B. burgdorferi – даже если и их мать, и олень были заражены. Младенцы-клещи приходят в этот мир чистыми и здоровыми. Каждое поколение клещей заражается заново. Обычно происходит следующее: личинка клеща подхватывает спирохету, когда питается кровью зараженного носителя – мыши, бурозубки, кого угодно. Потом она линяет и превращается в нимфу, и если нимфа получает свою порцию крови от незараженного носителя, она передает ему инфекцию через слюну, которая действует как антикоагулянт.

– Если бы млекопитающие не заражали клещей, – сказал Остфельд, – клещи бы потом не заражали млекопитающих.

Подобная взаимная заразность помогает поддерживать превалентность B. burgdorferi на высоком уровне и среди клещей, и среди носителей.

С неизменным фактом ненаследственности связан переменный фактор, который Остфельд и другие