Императрица семи холмов - Кейт Куинн

Я шагал в направлении городских ворот и вскоре пересек узкую площадь. Мимо меня, весело горланя, прошли несколько легионеров, по всей видимости, смена караула у святилища, где Траян воткнул шест с нашим орлом. Заметив краем глаза рядом со святилищем какое-то бледное свечение, я замедлил шаг, затем развернулся и вновь зашагал назад. Сабина обожала новых богов, даже самых диковинных и свирепых, с рогами и когтями, вроде тех, каким поклонялись даки. Так что если я поведаю ей что-нибудь любопытное, мой рассказ будет для нее дороже алмазного ожерелья. Какая она странная, моя возлюбленная.

Бледное свечение, которое уловил мой глаз, оказалось отблеском неполной луны на плоском каменном круге посреди травы. Кольца вертикальных камней и грубые колонны скрывала ночная тьма, но этот плоский бледный камень, словно зеркало, отражал лунный свет. Я снова поднял взгляд на луну, и мне подумалось, что как только та окажется на середине неба, как будет на одной линии с каменным кругом.

– Что это? – спросил я, схватив на шиворот какого-то человека в штанах и плаще из овчины, который, заметив мой меч, попытался было дать стрекача. – Этот каменный круг?

Дак с видимым отвращением посмотрел на меня.

– Солярный диск.

– И для чего он?

Дак что-то невнятно пробормотал и, выдернув руку из моей хватки, растворился в темноте. Я же, взяв поудобнее щит, осторожно двинулся по траве к камню. В лунном свете он казался больше, рассеченный пополам тенью, которую отбрасывал наш штандарт, торчащий из его середины.

В темноте наш орел казался черным силуэтом, но гордости ему было не занимать. Позади его маячила тусклым заревом крепость – некогда неприступная твердыня, а теперь груда золы и шлака. Я воткнул в землю копье и задумался. Зачем дакам понадобился этот солнечный диск? Они что, когда солнце было в зените, приносили ему на нем в жертву баранов? Или же венчали на нем на царство своих вождей, выдавали замуж царских дочек? Сабине наверняка было бы интересно это узнать.

Пока я стоял в задумчивости, к нашему орлу через солнечный диск прошли три солдата и о чем-то поговорили с часовым. Орлов никогда не оставляли без часового. Мне было видно, как солдаты отсалютовали друг другу, после чего тот, что шел посередине, наклонился и, поднатужившись, выдернул шест из трещины между камней. Лунный луч упал на него, и я увидел на его голове львиную шкуру. Это был наш аквилифер. Что греха таить, я завидовал ему белой завистью.

Аквилифер выносил орла на поле боя – это была самая высокая честь, какой только мог удостоиться простой солдат за свою храбрость. Кроме того, он гордо носил львиную шкуру, завязав на груди львиные лапы, а его жалованье было вдвое больше того, что причиталось рядовому солдату. По рангу он стоял вторым после центуриона. И если судьба будет хранить его, он вполне может стать центурионом. Везунчик!

– Орел устал и хочет спать? – пошутил я, когда аквилифер сошел с солнечного диска и зашагал по траве. Заметив меня, он буркнул что-то невнятное и даже слегка отпрянул назад. Одна рука тотчас легла на рукоятку меча, вторая – еще крепче сжала шест. Двое сопровождавших мгновенно схватились за копья. Тогда я шагнул из темноты и встал посреди пятна лунного света.

– Свои. Верцингеторикс, вторая когорта, третья центурия Десятого легиона.

Потерять орла – больший позор для легиона было невозможно представить. Поэтому аквилифер и сопровождавшая его стража первым делом хватались на мечи, а уж потом задавали вопросы. Платили им вдвое больше нашего брата, зато шуток эти ребята совершенно не понимали.

Вышел подышать свежим воздухом.

– Ступай себе дальше, – рявкнул один из копейщиков. – Нам приказано вернуть орла из Сармизегетузы в лагерь.

Я внимательней присмотрелся к человеку в львиной шкуре.

– С каких это пор аквилифер носит дакийский щит?

– Просто потерял свой, – хрипло ответил он.

– Смотри, у тебя вычтут из жалованья, – предостерег я, уступая им дорогу. У нас за спиной, стражники, что должны были стоять в карауле, охраняя орла и солнечный диск, тотчас разбрелись в поисках ночных приключений. – Найдите для нашей птички постель помягче, – пошутил я. – Она сегодня наработалась.

– Это точно, – бросил мне из-за плеча один из копейщиков, и в следующий миг я метнул в него копье. Оно отскочило от его плеча с нежным звоном. Нет, не так звенят копья, отскакивая от стальной римской кирасы. Под плащом была кольчуга. Да и щит круглый, а не прямоугольный римский. В следующий миг копейщик обернулся ко мне, и я увидел, как из-под римского шлема выбились длинные волосы. Патлы такой длины у легионера не потерпел бы ни один центурион – живо отправил бы стричься.

– Даки! – проревел я в спину удаляющимся стражникам, которые только что позволили трем вражеским лазутчикам стащить нашего орла, а сам бросился на первого копейщика.

Издав звериный вой, он нацелил острие копья мне в лицо, но я успел укрыться за щитом, и копье, с глухим стуком, ударилось о медную шишку. Я же краем глаза выглянул из-за щита на солнечный диск. Еще пять минут назад вокруг него в карауле стояла дюжина стражников, и вот теперь их как ветром сдуло – все как один разошлись в поисках выпивки и шлюх. На мой зов откликнулись лишь двое. С криком обнажив мечи, они уже спешили мне на помощь. Теперь нас было трое – против троих даков. Хороший римский легионер, скажу я вам, стоит двоих мятежников-даков. Клянусь Хароном, я поймал себя на том, что раздаю команды – ни дать ни взять, центурион.

О мой щит снова ударилось копье, и я втянул голову в плечи. А вот мой гладий то и дело совершал вылазки, нанося короткие, колющие удары. Я словно наяву увидел перед собой Траяна, как он поучает меня посреди залитого светом факелов сада: «Острие всегда побеждает лезвие, приятель, острие побеждает всегда».

Копье впилось в мой щит и застряло в нем. Я резко повернул щит, и древко выскользнуло из рук врага. Тогда он выхватил из-за пояса боевой топор и, размахнувшись, занес его для удара, который должен был завершиться где-то между моих ушей. Но вместо этого лишь отщипнул кусок моего щита.

В следующий миг за моей спиной раздался крик. Быстро обернувшись, я увидел, что дак в львиной шкуре раскроил топором голову светловолосому легионеру. Тот так быстро откликнулся на мой зов, что не успел закрепить под подбородком шлем.

Тем временем очередной удар топора разнес в щепки верхнюю треть моего щита. Издав оглушительный вопль, я в ответ отпихнул им врага. Это был крепкий, дюжий дак, а красный плащ он наверняка снял с убитого легионера. В лунном свете его глаза казались черными впадинами. Размахивая топором, он как медведь бросился на меня, и мне был виден лишь его свирепый оскал в гуще темной бороды. Ловко увернувшись из-под очередного удара, я переложил меч в левую руку.

Будучи римским воином, я научился сражаться правой рукой – не нарушать строй, прикрываться щитом, наносить короткие колющие улары, помнить о том, что острие всегда побеждает лезвие. Все это было намертво вбито в меня еще в тренировочном лагере. Но во мне по-прежнему жил варвар, и варвар этот привык сражаться левой. Потому что так меня научил самый знаменитый римский гладиатор, мой отец. И своего первого противника я тоже убил левой, когда мне было всего тринадцать лет. Левая рука не признавала никаких правил, не соблюдала строй. Острие всегда побеждает лезвие – правая рука свято следовала этому правилу. Да провались оно в преисподнюю, считала левая.