Тайна имения Велл - Кэтрин Чантер

– Она поправится, – благословив больную знаком розы, сказала Амалия.

Люсьена здесь не было. Ничего другого не оставалось, как искать дальше. Дороти трижды ударила в молитвенный колокол. В утренней тиши он разнесся подобно похоронному звону. Дороти сказала, что сестры должны идти искать в лесу, а она попросит у Розы благословения на поиски. Сестра Амалия настояла на том, чтобы Ева осталась в «центре» и перенастроила сайт таким образом, чтобы предварительно записанные чтения святых текстов стали доступны верующим, которые ожидают их на седьмой день приготовлений.

– Нужно, чтобы все участвовали в поисках, – возразила я.

– И Роза тоже, – произнесла Амалия. – Я буду искать в Веллвуде. Роза будет с нами. Она не позволит, чтобы с Люсьеном случилось что-то плохое.

– Что ты говоришь? – всхлипывая, спросила я. – Почему ты уверена, что Роза этого не допустит? Откуда такая уверенность? Ты неустанно повторяла, что сердцу Розы не милы мужчины. Ты хотела, чтобы Люсьен отсюда уехал. Почему ты теперь считаешь, что она охранит моего внука?

Сестра Амалия положила свои руки на мои и заговорила тихим голосом:

– Помни, что бы ни случилось – это часть задуманного ею, а все, что Роза задумывает, – к добру. Даже Бог лишился своего сына.

Помню, что я спросила:

– Амалия, ты что-то знаешь? Если знаешь, то скажи.

– Почему ты спрашиваешь у меня, Рут? Почему ты не спрашиваешь у Марка?

Затем Амалия обняла меня и заверила, что очень меня любит и все, что делает, она делает потому, что я – избранная.

* * *

– Он же не мог выйти на дорогу? – спросила Дороти.

Мы встретились у дома, обойдя Смитиз-холт и никого не найдя. Люсьен по своей доброй воле дальше не пошел бы. Мы заглянули повсюду, куда мальчик мог бы пойти, но его нигде не было.

– Я ехал сегодня утром по этой дороге за газетой, – сказал Марк и довольно подробно принялся пояснять, что услышал в утренних новостях о ливне в Йоркшире и ему захотелось прочитать об этом поподробнее. – Впрочем, сейчас это уже не важно, – подытожил он, добавив, что ничего не видел.

Под «ничего», как я поняла, имелось в виду, что Марк не видел моего внука стоящим в его большом зеленом свитере на обочине шоссе. Теперь я начала подозревать, что Люсьена мог похитить кто-то, у кого имеется зуб на Велл. Его мог подобрать и какой-нибудь журналист или один из тех ненормальных, кто предлагает за ферму миллионы.

– По крайней мере, он жив, – сказала я. – Никому из них нет никакой надобности причинять ему вред.

Вот только Голос напомнил мне, что наша машина, когда они до нее добрались, оказалась сожженной и искореженной. А как выглядел Брю, когда я его нашла? Отрава и слюна капали с мордочки пса.

– Они же его не обидят? – спросила я, заслышав вой сирен.

Голубые огоньки и сирены над мирной землей. Обзор во все стороны. Чудесный вид, из-за которого мы когда-то решились купить Велл, теперь принялся медленно вращаться у меня перед глазами, так же медленно, как вращались, вспыхивая и угасая, эти самые огоньки, словно насмехаясь надо мной. Мы всегда были ничтожно крошечными по сравнению со всеми этими просторами, не более мошек, ползающих на коже Велла, даже тогда, когда впервые возмечтали купить эту землю.

Приезд полиции сделал происходящее реальным и иллюзорным одновременно. Кухню превратили в нечто вроде штаба. Незнакомцы входили и выходили, заваривали себе чай, много чая, разговаривали о прочесывании подлеска, о следах, о поломанных кустах живой изгороди, об утерянных перчатках, о звуке плача, который оказался криками сарыча… Слова падали на пол, а потом их преспокойно сметали в мусорное ведро, когда надежда оказывалась ложной. Одетые в черную униформу рослые полицейские заполонили пространство своими неестественно звучащими из раций голосами. Гудел, взлетая, вертолет. Сестры вернулись с пустыми руками. Весь день и всю ночь я провела в обществе полицейских. Я повторяла одно и то же столько раз, что вскоре мне начало казаться, что вся моя предыдущая жизнь была чем-то иллюзорным.

Запирала ли я заднюю дверь?

Почему мой муж спал в амбаре?

Точно ли я слышала, что ребенок дышал?

Спал ли он обычно в мужском свитере?

Что я за бабушка такая?

Что-то пропало из его комнаты?

Мне казалось, что нет, но я хотела удостовериться. Я попросила, чтобы меня оставили одну в комнате внука, но в этом полицейские мне отказали. Им надо быть рядом ради моей безопасности и ради сохранности места предполагаемого преступления. Я постаралась действовать методично. На стене висело зеркало, в котором ночью отражалась луна. Сундучок с игрушками закрыт, и внутри все на своих местах. Разбросанные кусочки пазла были задвинуты ногой под стол. Там же валялись фломастеры, которыми Люсьен вчера вечером выписывал в амбаре букву «М». У кровати виднелась его любимая уточка. А потом… Я уставилась на то место, даже провела пальцем. Женщина-полицейский сказала, чтобы я лишний раз ни к чему не прикасалась. Что-то пропало? Позади нее сестра Амалия поднялась по лестнице и теперь стояла в дверном проеме. Я посмотрела на них двоих, затем снова перевела взгляд на стол, потом на пол… заглянула под кровать. Рука моя метнулась к шее.

– Да, пропало, – сказала я. – Внук никогда не надевал ее самостоятельно. Он не умел самостоятельно завязать узелок. У него не хватало терпения.

– О чем вы говорите? – мягко, но требовательно поинтересовалась полицейская.

– О розе, – сказала сестра Амалия, но полицейская проигнорировала ее замечание и продолжала вопросительно смотреть на меня.

– Да, роза, пропала маленькая деревянная роза, которую я вырезала. Люсьен носил ее на кожаном шнурке на шее… иногда… ну, всегда… Только сам он не умел завязывать узел. Он всегда просил меня помочь. Я сняла ее вчера перед сном, когда укладывала Люсьена.

А точно ли это было вчера?

Двое полицейских, шумно топая, поднялись по лестнице наверх. Один из них, одетый в штатское, оттеснил сестру Амалию в сторону и извинился передо мной.

– Почему вы подарили ему эту розу?

– Это символ любви Розы к нему.

– Мальчик занимает какое-то особое место в вашей вере?

– Да, занимает, мы все занимаем.

Но полицейский был непробиваем, словно стена.

– Но женщины занимают привилегированное место в вашей вере. Я ведь прав?

– Не привилегированное, просто другое, – сказала я, теряя надежду на то, что мой встревоженный разум сможет подобрать подходящие слова.

– А тот ритуал, в котором вы вчера принимали участие… – продолжал тем временем полицейский. – Мальчик там тоже был? Он вчера надел розу для участия в ритуале?

Я продолжала уверять полицейского, что он все не так понимает.

Ко мне все подходили и подходили люди, задавали вопросы. Число полицейских увеличивалось. Они все говорили, а мне приходилось много раз повторять одно и то же. Возможно, все мне просто чудилось. Я словно бы оказалась взаперти в мире, лишенном звуков, и только Голос отражался в пустоте эхом. Люсьен. Люсьен. Маленькая деревянная роза. Полдевятого. Полдевятого. Мой внук. Мой внук. Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю. Спросите Марка. Почему вы не спросите у Марка?