Уолл-стрит и революции в России 1905-1925 - Ричард Б. Спенс

46 млн. долларов прибыли в Нью-Йорк к маю 1921 года, и ещё много было в пути.[868] Ещё больше золота продолжало поступать через Францию и Великобританию.[869]

Американские банки были охвачены лихорадочной скупкой золота. В августе 1921 года, по оценкам, с начала года в США поступило жёлтого металла на сумму 460 млн. долларов.[870] Экспортировано было всего лишь 10,72 млн. долларов. Импортные поставки отправлялись многим получателям, но основными из них были "Guaranty Trust", "Equitable Trust", "J. P. M.organ" и, на голову выше остальных, "Kuhn Loeb". К августу последняя импортировала поразительные 102,29 млн. долларов, что составляло почти четверть от общего объёма.[871] Когда русские хранилища опустели, а шведская обработка завершена, золотое дно прекратилось. Русский золотой запас не исчез; он ушёл за границу, и в подавляющем большинстве на Уолл-стрит.

Неужели только американцы нагрели руки на "русской распродаже"? Что получили Советы от экспорта всего своего золота? Утечка золота не сразу совпала с огромным ростом импорта товаров из Москвы. Однако в 1923-24 годах американо-российская торговля достигла значительных объёмов, когда Советы импортировали американских товаров на сумму около 50 млн. долларов. В 1924-25 годах эта сумма возросла до более чем 100 млн. долларов.[872] Простой ответ, по-видимому, заключается в том, что золото было гигантским запасом для будущих покупок.

Общим страхом на Западе было то, что Советы прячут деньги за границей для финансирования коммунистических движений и революционной подрывной деятельности. В какой-то степени это было правдой, хотя Коминтерн и иностранные коммунисты никогда не получали ничего, кроме крох. Другая возможность состоит в том, что золото, частично, было оплатой долга или, другими словами, возвратом прошлых американских инвестиций в русскую революцию. Не поэтому ли "Kuhn Loeb" получил львиную долю? Другая идея состоит в том, что большевики перевели богатство за границу в качестве "фонда на чёрный день", чтобы поддержать их в изгнании и финансировать новое революционное движение в случае краха советского режима. В конце 1920 и начале 1921 года большевики столкнулись как с экономическим крахом, так и с растущей волной крестьянских восстаний. Один, по общему признанию сомнительный, источник утверждал, что к 1921 году в американских и швейцарских банках на счетах, контролируемых Лениным, Троцким, Фюрстенбергом, главой ЧК Феликсом Дзержинским и другими, был изъят эквивалент 90 млн. долларов.[873] У Троцкого, например, предположительно было 11 млн. долларов в нью-йоркском банке, а у Фюрстенберга — 10 млн. долларов. С какой стороны ни посмотри, Уолл-стрит просто пожинала то, что посеяла?

Глава 11. Кремлёвские правила

Обносим "красную добычу" высоким забором

Для тех на Уолл-стрит (и в других местах), кто мечтал затормозить экономическое развитие России и увидеть, как её богатства и ресурсы становятся доступными для захвата при режиме, готовом продать что угодно, эта мечта в основном сбылась. С 1918 по начало 1921 года благодаря большевистскому "военному коммунизму" Россия превратилась в экономику, основанную на бартере и грабежах. Помимо отмены частной торговли и разрушения денежной системы, "красный" режим начал массовую кампанию грабежей дворцов, банковских хранилищ, церквей и музеев. Большевики экспроприировали все ценные вещи, которые могли попасть им в руки, и прятали всё это в новой государственной сокровищнице — Гохране. К концу 1921 года там было конфисковано ценностей на сумму, оцениваемую в 450 млн. долларов, а ещё больше из этого должно было быть вывезено за границу за небольшую часть его стоимости в капиталистической твёрдой валюте.[874]

Первая известная попытка сложить часть этого добра в Штатах произошла в мае 1918 года, когда таможенники арестовали двух мужчин, американца Монтифьоре Г. Кана и россиянина Владимира Йогельсона, по обвинению в контрабанде драгоценностей и других ценностей.[875] Таможня США первоначально оценила эти предметы, в том числе портсигар царя Николая II и одно из ожерелий царицы Александры Фёдоровны, в 350 тыс. долларов, но в начале 1920 года лот был продан с аукциона за десятую часть этой суммы.[876] Покупателем был модный бродвейский ювелир Чарльз А. Кин. Его основные клиенты работали на Уолл-стрит. В 1907 году тот же Кин приобрёл и продал бриллиантовую брошь, которая когда-то принадлежала Екатерине Великой. Доходы от продажи пошли "Русской освободительной организации" на финансирование борьбы с царизмом.[877] Представляется разумным предположить, что он играл примерно ту же роль в 1920 году. В 1925 году в другой новостной заметке, датированной Москвой, было объявлено, что "излишки" Гохрана на 250 миллионов долларов, включая "царские драгоценности", были намечены "для продажи в Америку".[878] Если это так, то с ними обращались очень осторожно.

Ленинская "новая экономическая политика"

Никакая политика "военного коммунизма" не вызывала большего недовольства и лишений, чем принудительная реквизиция зерна у крестьянства. Засуха только усугубила нехватку продовольствия и общую нищету в сельской местности. Во время сбора урожая 1920 года раздражённые крестьяне начали поднимать восстание. К следующей весне восстания бушевали от Западной Сибири до Украины. К марту 1921 года 50 тыс. крестьянских повстанцев контролировали участок территории, расположенный всего в 320 км к югу от Кремля.[879] В том же месяце тысячи солдат и матросов на военно-морской базе в Кронштадте, в 30 км от Петрограда, подняли мятеж против коммунистической диктатуры. Большевики выиграли гражданскую войну против "белых", но теперь, казалось, были на грани того, чтобы проиграть ещё одну "зелёным".

Почти неизбежно Кронштадтское восстание имело американскую подоплёку. Летом 1921 года губернатор Мэриленда Джозеф Франс, в прошлом ярый сторонник Людвига Мартенса, посетил Москву с визитом. Он якобы приехал, чтобы лоббировать освобождение американских заключённых и укрепить советско-американскую дружбу и торговлю. Будучи врачом по образованию, Франс также сделал карьеру в финансовой сфере и был директором "Maryland Trust Company". 1 августа 1921 года в Риге, на обратном пути в Штаты, Франс публично обвинил главу американского Красного Креста в Прибалтике полковника Эдварда У. Райана в "подстрекательстве" к восстанию в Кронштадте.[880] Райан решительно отверг это обвинение и выставил сенатора просоветским шутом.

Это описание было, вероятно, справедливым, но что самое интересное в этой истории, так это то, как быстро она исчезла в дыре памяти. После шквала первоначальных сообщений прессы, почти все в пользу Райана, Могучий Вурлитцер замолчал. Франс так и не представила никаких доказательств, а Райан вёл себя так, как будто всего этого никогда и не было.