Александр Керенский. Демократ во главе России - Варлен Стронгин

Этим, невозможностью предвидеть развитие начатой им революции, нельзя оправдать поражение Керенского, а он и никогда не пытался использовать столь очевидный факт в свою пользу. А было ли поражение? В утилитарном понимании этого слова – было. А в историческом рассмотрении, с высоты лет? Проследим историю дальше.

Керенский не спешил покинуть Россию. Он где-то в глубине души надеялся, что люди, столкнувшись с большевистскими порядками, опомнятся, и вспомнят о нем, о том, как жилось при Временном правительстве. Ведь положение в стране не улучшается: ну, разорили крестьяне помещичьи хозяйства, захватили заводы рабочие, пограбили магазины и дома состоятельных людей, а дальше что? Ведь он разрешил свободу слова, сделал независимыми суды, чего нет до сих пор, и главное – уничтожил охранку – учреждение, которое контролировало даже личную жизнь людей, за вольные думы и поступки отсылало вольнодумцев в Сибирь. Неужели народу не нужны свободы? Требуется самодержец?

Александр Федорович вспомнил, как совсем недавно он, потеряв самообладание, подошел к группе пьяных солдат и бросил им – «мерзавцы», хотел сказать – что вы творите? Я – ради вас, а вы? Они шарахнулись от него в сторону. Узнали его и испугались. Вспомнил, как упали перед ним на колени, когда он ехал в автомобиле. Да, большевики заключили позорный для страны мирный договор с Германией. Но волнует ли людей этот позор? Рады, что самим не надо идти на германский фронт, рады воевать с буржуями. Ленин живет в Кремле, в «Кавалерском доме» (бывшим прислужьем) в двух комнатах. Его видели с компрессом на горле, лицо – кислое, то ли от болезни, то ли от неприятных дел. И вдруг в газету «Правда» прорывается правда – некто Черехович написал, что «рабочая масса к большевизму относится несочувственно, и, когда приезжает оратор или созывается общее собрание, то тогда рабочие прячутся по углам и всячески отлынивают. Очень прискорбно. Пора задуматься». Керенский вырезал эту заметку из газеты и подумал – голод есть голод, всегда. Как выльется для большевиков наступившая зима? Говорят, что арестовали в виде заложников Станиславского и директора Художественного театра Немировича. Потом выпустили. Станиславский стал своего рода придворным увеселителем самого Ленина, часто бывает у него в Кремле. Испугался, когда стало известно, что его жена – актриса Лилина, игравшая в Харьковском театре, с радостью встретила вошедшего в город Деникина. Есть ли надежда на него, генерала Мамонтова? Очень малая. Успехи на юге России, вдалеке от центра, кажутся ненадежными. Большевики дерутся озверело – боятся потерять право грабить и убивать. «Дадим отпор Антанте!» – трубят газеты и агитаторы. Бывшие союзники ведут себя очень робко, поскольку сами ратуют за невмешательство во внутренние дела других стран, против интервенции, в чем их уже обвиняют большевики. Бывшие союзники не понимают, какую угрозу будет представлять для них и всей Европы Советская Россия. Один лишь англичанин Черчилль, ведовавший поставкой вооружения Временному правительству, почувствовал опасность и предлагал задушить большевистский переворот в зародыше. Но к нему не прислушались. А ведь стоило нескольким английским крейсерам открыть огонь по Кронштадту, то скучающие матросы, скучающие от того, что их никто не берет, сдались бы мгновенно, а петербургские большевики тут же сели бы на свои автомобили и скрылись. Но Керенский не осуждал англичан, они действовали согласно своим демократическим законам, избежали кровопролития. Россия должна сама разрешить свои трудности. Как? Кто? Сам народ? В его здравый смысл и решительность Керенский еще верил, но все меньше и меньше, видя хитрость и изворотливость большевиков, пускающихся на жестокий обман людей, обещая им ту райскую жизнь, которой вообще не может существовать на земле. И Керенский ужасался, чувствуя, что люди верят пустословию, верят, что им «нечего терять, кроме своих цепей», и не понимают, что вскоре обретут еще более крепкие и тяжелые оковы. Уже сейчас у крестьян реквизируют в пользу Красной армии зерно, проводят обыски в городах, забирают все, вплоть до мебели и занавесок. Голодные бунты подавляют. В Петрограде, в центре города, слышится стрельба, идут расстрелы недовольных новой властью и даже заподозренных в возможном неприятии новых порядков. Он, Керенский, ликвидировал жандармский надзор и произвол в стране, а большевики утвердили ЧК (Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией), свой, еще более страшный, чем царский, орган.

Завербованный советской разведкой Борис Викторович Савинков пошел на предательство товарищей по партии и белой эмиграции, наивно считая, что своим литературным трудом поможет становлению родины и сможет это сделать только живя там. Он писал стихи: «Нет родины – и все кругом неверно, нет родины – и все кругом ничтожно, нет родины и вера невозможна, нет родины – и слово лицемерно…» С лицемерием, лично коснувшимся его, он столкнулся на новой родине, обманувшей его и сбросившей в пролет Лубянской тюрьмы (по словам А. И. Солженицына, узнавшего об этот от надзирателя Лубянки. – В. С.). Савинкову принадлежат и другие слова: «1917 год был праздником русской революции. До большевистского переворота в России было много людей, которые верили, что русская революция ускорит победу союзников и даст России прочный, почетный и выгодный мир. Надеждам этим не суждено было сбыться. Время принесло позор Брест-Литовского мира и Гражданскую войну, беспощадную и с неравными силами. В своих страданиях Россия становится чище и тверже. И я не только верю, но знаю, что, когда минует смутное время, Великая Федеративная Республика Русская, в которой не будет помещиков и в которой каждый крестьянин будет иметь клочок земли в собственность, будет во много раз сильнее, свободнее и богаче, чем та Россия, которой правили Распутин и царь. Но сколько крови еще прольется».

Безусловно, Савинков оказался во многом прав, насчет «крови» – точно, в том числе собственной, но еще дальновиднее – Керенский, тоже политик весьма наивный, но предугадавший роковые заблуждения Савинкова, вызванные неуравновешенностью его характера.

В начале марта 1918 года, кроме небольшой Добровольческой армии, в России, казалось, не было организации, способной бороться против большевиков. Однако в Москве образовалась тайная монархическая организация, объединившая 800 офицеров и стоявшая на позиции Милюкова – создание в России конституционной монархии. Более дееспособной и обширной явился «Союз защиты Родины и свободы», программа которого включала четыре пункта: отечество, верность союзникам, Учредительное собрание, земля – народу. Согласные с программой принимались в «Союз» вне зависимости от принадлежности к той или иной партии, но при обещании бороться с большевиками с ружьем в руках. К концу мая 1919 года в рядах «Союза» находилось 5500 человек из жителей Москвы и 34 провинциальных городов. Поскольку программа «Союза» включала открытое военное выступление, ликвидацию Ленина и Троцкого, о приеме в организацию Керенского даже не поднимался вопрос. Но он знал о существовании «Союза» и с вниманием наблюдал за его действиями. Керенского интересовало – может ли внутри страны кто-нибудь оказать сопротивление большевикам и победить их.

Удачно работала контрразведка организации, ежедневно составляя сводку о передвижениях немецких и большевистских войск, о мерах, принимаемых Лениным и Троцким, о положении дел в ЧК, Совете народных комиссаров и даже в немецком посольстве, на территориях Украины, занятых немецкими войсками. Штаб «Союза» располагался в Молочном переулке. Большевики установили наблюдение за штабом, взяли на прослушку телефон и вскоре арестовали около ста человек, но ни кого из руководства, и тем не менее объявили в газетах: «Гидра контрреволюции раздавлена». В июне был разработан окончательный план вооруженного выступления. Предполагалось в Москве убить Ленина и Троцкого. Покушение на Троцкого не удалось. Ленин был лишь ранен Дорой Каплан, затем расстрелянной. Одновременно предполагалось взять Калугу, Владимир, Ярославль, Рыбинск, Муром, тем самым окружить Москву и облегчить наступление союзных войск, которые должны были высадиться в Архангельске, захватить Вологду и начать движение к Москве. В Калуге и Владимире ожидаемое восстание не произошло. В Рыбинске окончилось неудачей. Муром был взят и Казань тоже, хотя и чехословаками, но главное – Ярославль был не только взят «Союзом», но и геройски держался 17 дней, время более чем достаточное для того, чтобы союзники могли подойти из Архангельска. Однако союзники не подошли.