Шанс только один - Максим Шахов

Лазутин сглотнул слюну и покосился на Логинова. Потом снова посмотрел на бутылку.

– Ладно! – махнул он рукой. – Наливай, раз такое дело! Расскажу еще раз!

Молодой опер протянул стакан, Уваров набулькал в него ровно половину.

– Да не жмись, лей уже до конца! – быстро сказал Лазутин.

– До конца будет в конце! – улыбнулся Уваров. – Чтоб у тебя стимул был! Давай, за все хорошее!

Легонько цокнув бутылкой по стакану, полковник дождался, пока бывший опер вылакает коньяк, и сказал:

– Выкладывай, Лазутин!

– Хорошее пойло! – понюхал рукав Лазутин. – Ну, так я и говорю – Паклина грохнули «конторские», по приказу прокуратуры! А потом и своего зачистили!

– А кто такой Паклин? – спросил Виктор.

– Ты, Лазутин, с начала рассказывай, по порядку, чтоб понятно было, – прикурил сигарету Уваров. – А выводы свои потом изложишь.

– Ну так я и говорю: все это из-за «Раменского маньяка» случилось, – посмотрел на Логинова бывший опер. – Дело было в 91-м году…

Дальше Лазутин довольно толково изложил следующее. В год распада Советского Союза в Раменском районе завелся маньяк. Первую жертву нашли в мае. Вторую в июле. Потом грянул путч. А в сентябре обнаружили третью жертву. Только тут за расследование взялись всерьез. Занималась им, как водится, прокуратура, усиленная ментами. И маньяка той же осенью изловили. Им оказался местный комбайнер. Комбайнеру на «волне демократических перемен» быстро дали «вышку», а отличившегося прокурора-криминалиста на той же волне перевели в Москву.

А через год два опера из Раменского по пьянке убили друг друга – это по официальной версии. Но Лазутин в это не верил. В расследовании дела «Раменского маньяка» он лично не участвовал – за систематическое пьянство его к тому времени уже перевели в инспекцию по делам несовершеннолетних. Но «контакты» с бывшими коллегами Лазутин поддерживал – выпивал то бишь.

И знал, что опер Паклин продолжал искать «настоящего» маньяка, потому что в «комбайнерскую» версию не верил. А незадолго до своей смерти Паклин даже вроде назвал фамилию «своего» подозреваемого и пожаловался, что не может его «установить»…

После чего был убит при довольно странных обстоятельствах. И – самое интересное – в тот же день на остановке нашли умершего сотрудника районного КГБ-ФСБ. Следствие, естественно, снова вела прокуратура. И ничего странного в этих смертях не обнаружила.

Но у Лазутина было свое мнение. Дело в том, что бывший раменский прокурор-криминалист за год вознесся до генпрокуратуры и стал крупной шишкой. А Паклин своей «самодеятельностью» «копал» под него. Вот этот самый прокурор, по мнению Лазутина, и организовал устранение Паклина. Руками ФСБ. А смерть районного фээсбэшника была «зачисткой» исполнителя.

Рассказ бывшего опера вызвал у Логинова противоречивые чувства. С одной стороны, это было похоже на похмельный бред. Но с другой – спившийся Лазутин на удивление точно называл даты, фамилии и обстоятельства. Память у него была крепкой.

– Ну что скажешь? – спросил Уваров.

Виктор сделал неопределенный жест – мол, свежо предание, но верится с трудом.

– Дела смотрели? – наконец спросил Логинов.

Уваров кивнул на стол, на котором лежало несколько папок.

– И что?

– Тишь да гладь.

– Так, – прикурил сигарету Виктор. – Так… Честно говоря, все это не очень убедительно. Из-за такой мелочи, как незаконно осужденный комбайнер, трех сотрудников правоохранительных органов никто убивать не станет. Тем более прокурор. Он-то этого комбайнера к «вышке» не приговаривал. Стрелки всегда можно на суд перевести.

Лазутин возмущенно хмыкнул – мол, что я говорил.

– Но почерк действительно очень похож, – продолжил тем временем Виктор. – Плюс странная гибель сотрудника ФСБ. На такое в то время решиться мог не всякий. В общем, если все это действительно было подстроено, то тут дело не в прокуроре.

– А в ком? – хмыкнул Лазутин.

– Моя версия – в том, на чей след вышел Паклин!

– Я тоже об этом подумал, – удовлетворенно кивнул Уваров. – Поэтому и вызвал тебя.

– Тогда… – посмотрел на Лазутина Виктор. – Тогда нам нужна фамилия этого подозреваемого.

– Да вы что, сговорились? – возмутился Лазутин. – Не помню я, сколько раз повторять! Больше десяти лет прошло.

Уваров развел руками:

– Я спрашивал…

– Тогда, Лазутин, придется тебя везти в Сербского, – сказал Виктор.

– Меня? На дурку?! – вскочил Лазутин.

– Тихо, тихо! Ты не так понял. Просто там под гипнозом ты вспомнишь эту фамилию. Проверено!

– Не поеду я в дурку! И вообще – все, хватит! Что хотели, рассказал, теперь домой хочу!

– Да пока не выясним фамилию, домой не получится, Лазутин, – развел руками Виктор. – Так что или вспоминай так, или – в Сербского…

– Вот блин! – схватился за голову Лазутин. – Чтоб я еще раз с «конторскими» связался! Так, как же он сказал… – Некоторое время бывший опер беззвучно шевелил губами, потом вскрикнул: – Что-то вроде вертится в башке! А ну-ка, плесни в стакан!

Уваров немного поколебался, но плеснул. Лазутин выпил, снова обхватил голову руками и начал качаться на стуле. Продолжалось это довольно долго. Когда присутствующие уже потеряли терпение и начали коситься на часы, Лазутин вдруг вскочил и заорал:

– Вспомнил! Фролов, он сказал! Точно! Наливай что осталось!

Сибирская «Альфа» спешно грузилась в Новосибирском аэропорту в самолет. Не в военный – в обычный гражданский транспортный «АН». У военных не было топлива, и на его подвоз не было времени.

«АН» принадлежал частной компании. Чего стоило «уговорить» ее владельцев предоставить борт, знал только начальник регионального УФСБ. По телефону он зачитал главному акционеру выдержки из секретных досье. И только таким путем «убедил» его помочь ФСБ.

Конечно, это был шантаж. Тот самый, преследуемый законом. Но другого выхода у начальника УФСБ не было. «Альфа» – не американская «Дельта». Даже в благополучные советские времена у нее не было своей тренировочной базы. Что уж говорить о самолетах…

Начальник УФСБ стоял на летном поле и играл желваками. Рядом с ним стоял начальник региональной «Альфы» Пименов. И тоже нервничал. Парашюты ему пришлось «выбивать» в аэроклубе. Взяли спортивные – других не было. И теперь подчиненным Пименова предстояло сыграть в «русскую» рулетку. Парашюты-то укладывали не они. Раскроются, нет – большой вопрос. Вот такая романтика «Альфы»…

И просвета не видно. Это только командир богатой американской «Дельты» мог по личному усмотрению решать, продолжать операцию по освобождению заложников американского посольства в Иране или спалить, на хрен, в пустыне вертолеты на сотни миллионов долларов и возвратиться на базу.