Сам себе медиум. Развитие интуиции и базовых навыков по ясновидению - Джоди Ливон

Когда я выходила из его палаты, у меня в голове возник образ свекра Марва. Я увидела, как пять лет назад его везли на операцию на открытом сердце. Это изображение наставники посылали мне уже больше недели. Я подумала о том, что нас всех сильно переполняют эмоции, и услышала, как Марв, совершенно нерелигиозный человек, тихо молится.

Лишь в тот день я осознала, что означала эта сцена, беспрестанно проигрывавшаяся у меня в голове. Внезапные прекогнитивные мысли, наконец, обрели пристанище: наставники предупреждали меня о том, что должно было случиться, и предлагали мне не тратиться на эмоции, когда это событие произойдет.

Часть этой главы я написала на следующий день, пока сидела в приемной больницы. Отец уже какое-то время испытывал боли в области челюсти и груди, поэтому его операцию перенесли на утро вторника. Перед операцией никому из нас так и не удалось с ним повидаться. А из операционной он так и не вышел.

Конец истории

К семидесяти трем годам отец уже трижды победил рак. Папа был тот еще боец с чутким сердцем. И сердце это за многие годы перенесло немало: как эмоционально, так и физически. Все думали, что операция не представляет собой никакой угрозы его жизни. Нам сказали, что из операционной он выйдет новым человеком. Говорили, что перед операцией у него было превосходное настроение. И мы все ждали, когда же он выйдет, и мы сможем поприветствовать его.

Поскольку дату операции передвинули, последний наш с отцом разговор состоялся по телефону. Он показался мне напряженным и не таким терпеливым, как обычно. Он объяснил это тем, что у него мало времени, потому что в последнюю минуту пришлось заняться документами по работе. Мне не хотелось отвлекать его, и потому я сказала, что люблю его всем сердцем и что мы увидимся после операции.

Последнее, что папа мне сказал, было: «Джоди, я люблю тебя. Спасибо за все то, что ты для меня сделала». Я подумала, что он столь чувствителен по вполне понятным причинам, и не посчитала его слова странными. Я лишь ласково ответила: «Ты сделал для нас больше, чем мы для тебя. Да и потом, помогать тебе – истинное наслаждение. Папочка, я так тебя люблю».

И вот во вторник мы с мужем, моими сестрами и зятьями терпеливо ждем, когда закончится операция (по настоянию папы наш младший брат Джефф еще в понедельник утром уехал с семьей в отпуск, как и планировалось). Операция должна была продлить папе жизнь. Никто из нас не был готов к тому, что произошло позднее. Конечно, как и все, мы знали, что когда-нибудь он умрет. Но мы не думали, что это случится именно в тот день.

Когда медсестра сказала нам, что возникли кое-какие сложности, и попросила вызвать раввина, все стало как во сне. И хотя перед тем, как мы снова увидели его, прошло много часов, казалось, будто бы мы сразу же очутились около его умирающего тела, готовясь попрощаться с ним – с нашим рыцарем в блестящих доспехах, человеком, на которого всегда можно было положиться в трудные времена или в период болезни, который всегда мог одолжить в случае надобности машину и с радостью дарил подарки. Его последним подарком стало, вероятно, то, что он дал нам возможность попрощаться с ним. Он продержался еще несколько минут, словно терпеливо ожидая, пока мы подавляли свои эмоции и старались говорить с ним сердцем. Глаза его детей и их супругов были наполнены слезами, с их губ срывались какие-то слова. Мы не планировали, что будем это говорить, и потому наши сердца разрывались, голоса дрожали, а надежда постепенно иссякала.

В эту трагическую минуту сестрам как-то удавалось улыбаться и показывать себя с лучшей стороны. Они шептали отцу что-то очень личное. Я держала его за руку, целовала его лицо, плакала и молилась. Медицинские аппараты мигали, предупреждая о неизбежном; мое сердце просто разрывалось на части.

Я ощущала, как его дух парит у тела. В мгновение ока я почувствовала замешательство. Молясь о том, чтобы ко мне пришли нужные слова, я наклонилась к нему и сказала, что хотя никто из нас не желает этого и нам очень больно, пришла его пора. Там, куда он отправляется, он будет в безопасности, будет любим. Нет нужды страшиться этого. Я шептала ему о том, что смерть похожа на прыжок в воду – просто нужно решиться. Я говорила ему о том, во что сама всегда верила – этими словами я делилась и со скорбящими клиентами, и с друзьями. И все же я всем сердцем желала, чтобы не было никакой причины, чтобы их произносить.

«Папочка, ты победил – ты избрал любовь, а не страх. Вся та любовь, которую дарил ты и которую дарили тебе, пребудет с тобой. Она словно удвоится, и одна часть останется с нами. Мы всегда будем ощущать твою любовь, а ты – нашу».

Я осторожно прикоснулась лицом к его щеке и от всего сердца уверила его в том, что верю, что он направляется в самое чудесное и безмятежное место, какое только существует. Я сказала ему, что вскоре он увидит бабушку Фэй – она ждет, когда сможет поприветствовать его. А затем я поблагодарила его за то, что он был мне чудесным отцом и прекрасным дедушкой моим детям, и прошептала, что горжусь тем, что я – его дочь.

Сдерживая слезы, я старалась не задохнуться в атмосфере, пропитанной наступлением смерти. Еще раз я повторила, что нет ничего плохого в том, чтобы все отпустить и решиться на этот шаг. Затем я встала, взяла его за руку и инстинктивно положила свою ему на макушку. В это мгновение пальцами этой руки я ощутила вспышку энергии, похожую на слабый электрический разряд. Подняв глаза, я увидела, что к нам приближается врач. На его лице не было ни тени надежды. Он сказал, что у отца остановилось сердце.

В эту минуту я забыла о том, что я – взрослая женщина. Я даже забыла о том, что я – медиум. Я была маленькой дочкой Маршалла Ливона, жизнь которого только что подошла к концу. Сейчас, когда я пишу эти строки, со дня похорон прошла уже неделя. Я несколько раз звонила ему, чтобы просто услышать его голос на автоответчике, и спала в его пальто. Мои глаза опухли от того, что я оплакиваю его; слезы лишь свидетельствуют о том, как сильно я любила и продолжаю его любить.

Мой отец – человек очень закрытый – позволил дочерям сопровождать его в последнем путешествии Маршалла Ливона. Он умер не в одиночестве – а ведь я долгое время боялась, что именно так и случится. Он умер, окруженный ласковыми голосами своих детей, благодарящих его за то, что он был их отцом, и прощающихся с ним, покуда Вселенная терпеливо ждала, когда он обратится к Богу и начнется восхождение его души.

Я совершенно разбита эмоционально. Многие из вас тоже находились (или даже находятся) в таком состоянии, причиной которому явилась потеря близкого человека. Мой отец был далеко не первым знакомым мне человеком, который перешел в мир иной, но он был самым близким из них. Будучи медиумом, я заинтересована в доказательстве существования жизни после смерти – однако, как я говорила на протяжении всей книги, это совсем не то, как если бы человек был рядом живым. Эта перемена в наших отношениях с близким человеком и есть основная составляющая скорби, оплакивания.

Папа не придет к моим детям на бар-мицву и бат-мицву. Он не поведет мою семью в китайский ресторанчик, не исполнит нам серенаду в стиле рэп с налетом еврейских мелодий, не возьмет наших детей в супермаркет, чтобы выбрать им подарок ко дню рождения, и никогда не одарит нас улыбкой, полной обожания. Этого в его жизни больше не будет. И это меня печалит.