А другой мне не надо - Татьяна Булатова

– Испугался? – с издевкой прошипела в трубку Мельникова. – Боишься, подружке расскажу?

– Ты заблуждаешься, – проронил Анатолий и, заметив в конце коридора Анну, добавил: – Дело закрыто и обжалованию не подлежит.

– Чего это ты с ней так? – удивился Игорь, внимательно наблюдавший за отцом все это время.

– Как? – пробурчал Гольцов и выключил телефон, невзирая на то, что Жанна еще продолжала что-то говорить.

– Как-то по-хамски, – с опаской сформулировал сын и замолчал, как только к ним приблизилась Аня.

– По-мужски, – пряча собственную трусость, исправил Игоря Анатолий и обернулся к жене:

– Здравствуй, Анют.

– У нас гости, – предупредила она мужа и, кивнув в сторону сына, сообщила: – Надо поговорить.

«Надо поговорить» прозвучало в ушах Гольцова набатом: он покорно поплелся вслед за всеми на кухню и обнаружил там улыбавшуюся во весь рот Настю.

– Дети собрались жить вместе, – как-то не очень радостно объявила Анна, избегая смотреть на мужа.

– Отлично! – чересчур активно оживился Анатолий и подмигнул Игорю: – Надеюсь, у нас?

– Нет, – в нетерпении вскочила со стула Настя и радостно затараторила: – Мы с Игорьком подумали и решили: начинаем совместную жизнь с нуля. Благо для этого есть все условия, мои родители взяли бабушку к себе, а я перебралась в ее квартиру.

– Это называется «начнем жизнь с нуля»… – иронично добавил Гольцов-младший, на лице которого мелькнула тень раздражения. «Не слишком ли рано для романтического этапа отношений?» – отметила про себя Анна и предложила все-таки разрезать торт.

– Я сейчас, – тут же опередила ее Настя и бросилась к шкафчику со столовыми приборами чуть ли не на правах хозяйки.

«Хорошо ориентируется девочка», – удивился Гольцов и уселся за стол в ожидании чая. Объяснение с Аней откладывалось, и эта временная передышка чрезвычайно его порадовала.

– Толя, – обратилась к нему жена. – Будь другом, составь Насте компанию. А мы пока с Игорем кое-что соберем…

– Давайте я помогу, – тут же предложила свою помощь чрезмерно активная девушка, но Анна быстро остудила ее энтузиазм:

– Я это сделаю быстрее. С вас – чай. Анатолий Иванович покажет, где взять чашки.

– Правда, Насть, – разволновался Игорь, – мы ненадолго…

– Они ненадолго, – как умел, сгладил возникшую неловкость старший Гольцов и пригласил девушку в гостиную, чтобы познакомить ее с семейными фотографиями, к которым его жена относилась с особым трепетом, не признавая электронных версий и по старинке подписывая каждый снимок.

Анна буквально втолкнула сына в его комнату:

– Какая в этом необходимость?

– В чем?

– Какая необходимость в том, чтобы, как говорит Настя, «начинать жизнь с нуля».

Игорь ощетинился и недовольно проворчал:

– Я предупреждал тебя об этом еще вчера.

– Еще вчера ты говорил об этом в условном наклонении, с серьезными оговорками, – тут же напомнила ему Аня. – А сегодня вы объявляете об этом как о решенном.

– Потому что мы так решили! – уперся Игорь.

– Мы – это кто?

– Я и Настя.

– Именно поэтому она все время говорит от твоего лица и не дает тебе рта раскрыть? Вчера, мне помнится, она вела себя немного иначе. Не так по-свойски. А сегодня у меня возникает ощущение, что я у себя дома в гостях.

– Быстро входит в роль, талантливый человек, – иронично охарактеризовал Игорь Настю и уставился себе под ноги.

– Я хочу знать, что случилось, – потребовала Гольцова и усадила сына на кровать.

– Мам… – Игорь подыскивал нужные слова: – Ты же сама хотела, чтобы я жил от вас отдельно.

– Хотела. Но всегда говорила, что это должно быть твое решение.

– Это мое решение.

– Это не твое решение. И я это чувствую.

– Чувствовать и знать – это разные вещи, – напомнил ей Игорь.

– Тогда – знаю. – Аня упорно гнула свою линию. – Ну, скажи мне, куда ты торопишься? Ты встречаешься с этой девушкой не больше двух, а то и меньше, недель. Наверняка, знакомясь, действовал по принципу замещения, чтобы отвлечься и не так мучительно переживать разрыв с Леной. Ты слишком похож на своего отца, чтобы через такое короткое время вдруг встретить девушку своей мечты. Разве не так?

Сын молчал.

– Я тебя очень прошу: подожди.

– А что я скажу ей? – Игорь, скривившись, кивнул головой в сторону, где, по его мнению, должна была сейчас находиться Настя. – «Извини, я передумал»?

– В таком случае, ЧТО тебе сказала она, раз ты действительно взял и передумал?

Анна ждала, когда сын скажет хоть что-то вразумительное, но он упорно молчал. И тогда она заплакала. Заплакала неожиданно для себя, закрыв лицо руками, отвернувшись в сторону. Гольцова прекрасно понимала: не происходит ничего такого, ради чего стоило бы лить слезы, но от этого чувство тоски из-за рассыпающейся на глазах счастливой, в сущности, жизни становилось все сильнее. «Нельзя предавать то, что имеешь. Нельзя предавать самого себя», – хотелось ей сказать сыну, но она не решалась сделать этого вслух, потому что просто не имела на это права. Разве не она предала все, что связывало ее с мужем? Разве не она предала Игоря, пусть и незаметно для него, но разрушив тот идеал брака, к которому тот всегда стремился? Разве не она отказала в поддержке Бравину, хорошему человеку, просто, по иронии судьбы, заинтересовавшемуся замужней женщиной? И разве не она предала в себе себя лучшую, способную отличать истинное от мнимого?

– Мам… – Игорь легко коснулся ее плеча. – Когда ты плачешь, я чувствую себя преступником. Не ставь меня, пожалуйста, перед необходимостью выбирать между тобой и Настей. Я дал ей слово… Ты же сама говорила…

– Говорила, – подтвердила Аня. – И я сейчас приму любое твое решение. Как ты скажешь… И я обещаю, что больше никогда не вернусь к этому разговору и не буду тебя выспрашивать ни о чем, пока ты сам не захочешь поделиться. Но сегодня я скажу, что сдержать слово по отношению к самому себе гораздо труднее, чем по отношению к кому-то. Поверь, сложнее всего делать элементарные, простые вещи. И строить новые отношения, когда не закончены старые, поверь, ни к чему. Любовь к одной женщине нельзя заместить сексом с другой… Самое сложное – это самое простое. Не обрекай себя на бесконечный поиск и не доверяй быстрому успокоению… – Гольцова всхлипнула и, притянув сына к себе, прошептала ему на ухо: – Я так хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я тоже хочу, мам, – растрогался Игорь и осторожно, так же, как в детстве, погладил Анну по голове…

Обнявшись, мать и сын молча сидели на кровати, усаженной старыми плюшевыми игрушками, наслаждаясь удивительной близостью родных по крови людей, когда всякое слово считывается другим до того, как оно будет произнесено. И в Анне, и в Игоре – в каждом вызревало нечто такое, без чего дальнейшая жизнь ими уже не мыслилась. В Гольцовой – спокойствие, а в ее сыне – твердость.