Неправильная невеста - Татьяна Алюшина

– Все просто, Леш, – шепотом сказала ему Алиса. – Ты творческая личность и очень талантливый человек, и у тебя сильно развито красочное художественное воображение.

– Что не меняет сути проблемы, – закончил он ее фразу.

– И что помогло тебе справиться с этой проблемой?

– Я последнее время, как ты понимаешь, бегать не могу, вот и пришлось остановиться и о многом подумать. Сижу на природе в кресле, смотрю окрест, любуюсь видами и думаю. Знаешь, полезно, оказывается, иногда остановить бег, суету и подумать о жизни, как в этих твоих пассанах.

– Випассанах, – поправила его Алиса. – И что надумал?

– Банальнейшую вещь, – усмехнулся Алексей и посмотрел ей прямо в глаза. – Я тоже тебя люблю. И в горе, и в радости, и во всех проблемах, которые нам выпадут, как ты сказала в больнице. И душой, и телом люблю. Вот вся простая истина. И если нам двоим выпало счастье в сексе друг с другом переживать такой офигенный кайф, то, значит, надо принимать это с благодарностью, хранить и беречь всячески. Господь, как тут на днях сказал мне Василий Силантьевич, ничего не делает зря: на все у него есть веская причина и для всего свое применение, назначение и время. Вот мне сохранил чудом жизнь, а ноги выключил с какой-то определенной целью, со своим божьим замыслом, наверное, вот как раз для того, чтобы я голову включил. И я вдруг не столько осознал, сколько прочувствовал эту истину: что для всего есть свое предназначение, время и замысел. Есть время тебе рожать, а мне ужасно за тебя бояться, а есть время заниматься сексом и дарить друг другу эту радость. И, как только я это понял, сразу отпустило что-то внутри. И так мне захотелось встать, немедленно заняться с тобой любовью по полной, до потери пульса и сознания. Но я почему-то был уверен, что делать это надо, только когда я поднимусь на ноги. И представить не мог, что у нас и без этого так офигенно получится.

– Да уж, – усмехнулась Алиса. – Крутое признание в любви, ничего не скажешь. Особенно если учесть, что для того, чтобы понять такие простые истины, тебе пришлось свалиться со скалы.

– Да, почти смешно, – саркастически хмыкнул Красноярцев.

– Да ладно тебе, просто смешно, и все, – поправила его Алиса. – Вот вдумайся: маялся мужик, от жены бегал, себя удовольствия лишал, весь в аскезе телесной от большой духовности пребывал, от осознания высшего предназначения женщины. А потом грохнулся со скалы, летит, с жизнью прощается, и вдруг его озаряет: интим правит миром! А хороший интим вообще вселенной рулит! Для того его господь и создал! – И вдруг расхохоталась: – Вот это называется облом в чистом виде, Красноярцев!

Ярый хмыкнул раз, два и, не удержавшись, рассмеялся вместе с ней. И они хохотали, прижавшись друг к другу, припоминали курьезные моменты этой его аскезы: как он бегал от Алисы, и она хохотала, изображая, какие у него становились растерянные глаза, когда ей удавалось его «заловить».

– А действительно, Леш, вставал бы ты уже, – затухая смехом, по-дружески предложила Алиса и пошутила: – Нет, у нас и так фантастически получилось, но все же мне больше нравилась классическая поза. А то, как Илья Муромец, понимаешь. Ну, не суть. А Отечество-то в опасности.

– Я встану, – очень серьезно пообещал он и повторил: – Встану.

Надо сказать, что старания Василия Силантьевича не проходили попусту – он делал Алексею массажи и специальные упражнения, варил какие-то травяные отвары и поил ими его по расписанию, и в домике от этих отваров стоял обалденный дух, знахарь много разговаривал с больным и погружал в некое состояние не гипноза, нет, а как бы отрешенного присутствия и творил какие-то еще только ему понятные манипуляции и заговоры.

Уже примерно через неделю к ногам стала потихоньку возвращаться чувствительность, и они начали реагировать на уколы иглой, на тепло и холод, но глобального прорыва в исцелении пока не получалось. Да и честно говоря, возвращающаяся чувствительность – уже великое чудо!

Красноярцев духом воспрял, в своей надежде укрепился и занимался усиленно, словно к Олимпиаде готовился, бесконечно повторяя упражнения, которые ему Василий Силантьевич показал.

И занимался, занимался, тренировался порой до потери сознания.

Алиса пугалась этой его одержимости и как-то не выдержала, решила поговорить об этом с Василием Силантьевичем.

– Не надо бояться, – успокоил ее знахарь. – Это ему не во вред, а как раз наоборот, по характеру. Да и я слежу, чтобы не надорвался, остановлю, если пойму, что лишку берет. – И объяснил: – У него сейчас не просто цель намечена, но еще надежда прочная появилась. Ему ж свой мужицкий упор и характер девать некуда, лежа-то на кровати да книжки почитывая, вот он его и вкладывает в поставленную задачу. – И вздохнул задумчиво: – Меня другое, Алисонька, тревожит. Не пойму я до конца зацепу его внутреннюю, что ноги ему отключила, тот узел в душе, что его сковывает. Вроде нащупали что-то в разговоре, высмотрел я, а до конца не увижу. Потому как не ото зла она, не от обиды или умысла какого, а от светлой мысли образовалась, – и вздохнул еще раз тяжко. – Вот такие дела.

– Мне кажется, – задумчиво произнесла Алиса, глядя вдаль рассеянным взглядом человека, обдумывающего нечто важное, – я догадываюсь, в чем эта самая его зацепа.

– Ну-ка, ну-ка, – взбодрился Василий Силантьевич.

Но Алиса не порадовала мудрого целителя.

– Мне надо это обдумать. А потом я вам обязательно расскажу, – пообещала она.

– Леш, – заглянула в комнату Алиса. – Лялька спит, а я пока сбегаю к Марии Федоровне с Зоечкой. Они там что-то эдакое готовить собрались, мне интересно.

– Беги, – улыбнулся он.

Сегодня моцион на свежем воздухе отменился – дождь лил проливной, сплошной стеной, и даже под навесом было мокро и зябко. Алексей остался дома после занятий с Василием Силантьевичем. Тренировался усиленно, читал, возился с дочкой. И занимался любовью с женой под мерный шум дождя за окном, из которого открывался потрясающий вид на лес, и они смотрели туда, молча прижавшись друг к другу, остывая после горячего соединения, и чувствовали настоящее тихое умиротворение.

Ярый вспомнил об этих минутах, проведенных вместе, глядя в окно, и тихо улыбался. И качал удивленно головой, подумав: все-таки человеческий разум, сознание, подсознание – странная, непознанная субстанция! Что только не придумывают себе люди и каких только «монстров» не сотворяют своими мыслями! Ведь переклинило вот его на том страхе за Алису и ребенка и на самом процессе родов так, что мучил и ее и себя, лишая их обоих такой великой радости и неотъемлемой составной части жизни. Да и вот с ногами тоже непонятно, что в голове у него произошло… И он вспомнил их сегодняшний разговор с Алисой, когда они лежали обнявшись и приходили в себя после обалденного оргазма.

– Я теперь понял то, что ты хотела мне объяснить тогда на Гоа про дом, – поглаживая жену по спине, глядя задумчиво в окно, прошептал Ярый. – Помнишь, ты сказала, что для тебя это не место проживания, а состояние души.