Сам себе клан - Сергей Сергеевич Мусаниф

чтобы она смогла бы остаться незамеченной, но если он будет упорствовать, великий князь может здорово осложнить ему жизнь.

— Я рад что мы поняли друг друга, — улыбнулся великий князь и протянул ему руку. — Ну же, беритесь, я знаю, что это ваш коронный прием.

Бессонов посмотрел на предложенную ладонь. Перчаток великий князь не носил.

— Вы уверены, ваша светлость? — спросил он.

— Смелее, граф.

Бессонов неуверенно стянул тонкую лайковую перчатку, и великий князь сам схватил его за руку.

И ничего.

В буквальном смысле, ничего. Ни калейдоскопа образов, ни видений, и даже салон лимузина и улыбающееся лицо великого князя куда-то пропали. Вместе с шумом улицы и еле слышным рычанием мотора.

Бессонов видел лишь тьму. Пустую тьму, в которой не было ничего. Вообще ничего, ни времени, ни расстояний, ни звуков, ни прикосновений, и самого графа там тоже не было…

Спустя вечность до его слуха донесся голос великого князя.

— Что вы видите, граф? Что вы видите?

Бессонов обнаружил, что его руку уже никто не держит. Он несколько раз моргнул, пытаясь вернуться в реальный мир, оставить за спиной эту черную пустоту и…

Сделать это было не так легко. пустота была слишком масштабной, она давила, и даже теперь, когда он полностью открыл глаза и вернулся в салон лимузина, к вопрошающему его великому князю, он знал, что эта пустота никуда не делась.

Она всегда была здесь, просто он не знал о ее существовании. И сейчас она затаилась и ждет его.

И теперь он знал, что она всегда будет его ждать.

— Так что вы видели, юноша?

— Ничего, — сказал Бессонов. — Пустоту. Тьму.

— И часто такое бывает в вашей практике? — осведомился великий князь.

— Первый раз.

— Хотите, я интерпретирую ваше видение? — спросил Менщиков.

— Конечно, ваша светлость.

— На этот раз вам довелось увидеть не прошлое и не настоящее. Вам открылось будущее, — сказал великий князь. — Ваше личное будущее.

Бессонов почувствовал покой и умиротворение. Расслабленность… Нет, слабость.

Он посмотрел на свою руку, и увидел, что кожа на ней сморщилась и покрылась старческими пигментными пятнами. Он повернул голову, чтобы увидеть свое отражение в оконном стекле.

Из отражения на него смотрел незнакомый старик.

— Я… — он закашлялся.

Спустя минуту его истлевший скелет рассыпался в прах.

Великий князь пошарил рукой в кучке одежды, лежащей на сиденье, достал оттуда швейцарский хронометр и постучал им в перегородку, отделяющую его от водителя.

— Это тебе, Володенька, небольшой сувенир. Ты ведь у меня коллекционер, нес па?

Загородка медленно поехала вниз.

Глава 29

Ветер, завывавший всю ночь, стих. Яркое утреннее солнце быстро высушило асфальт, в воздухе пахло свежестью, из сада за особняком доносился птичий щебет.

Неплохой день для того, чтобы умереть.

Влад со снайперской винтовкой затаился на втором этаже.

Ломтев отключил защитный периметр, вручную отпер калитку и шагнул за пределы своего участка. В нескольких метрах перед его воротами, загораживая подъездную дорожу, стоял большой черный внедорожник, что-то вроде местного аналога «шевроле тахо». За рулем громадины сидел князь Громов собственной персоной.

Сидел там уже минут двадцать, и явно не собирался никуда уезжать. Это было несколько непохоже на нападение, которого Ломтев от него ожидал, так что он вышел разобраться.

И, если придется, окропить асфальт красненьким.

Водительская дверь открылась. Судя по ее весу и толщине стекла, автомобиль был вполне обычный, даже не бронированный. От силы Ломтева, конечно, никакая броня бы не спасла, но, видимо, князь Громов был очень уверенным в себе человеком, раз ездил на такой машине и даже без сопровождения.

Особенно в эти тревожные времена.

Князь был в повседневной одежде, синие джинсы, грубые кожаные ботинки, на плечи наброшена легкая куртка. Похоже, визит неофициальный…

— Здравствуй, отец.

— Здравствуй, сын, — сказал Ломтев. — Мне через час уезжать, а твоя машина стоит у меня перед воротами. Мы, конечно, живем в относительно свободной стране, и ты волен стоять, где хочешь, но не мог бы ты перепарковаться?

— Я уеду отсюда, как только мы с тобой поговорим, отец.

— Так говори, если ты считаешь, что нам все еще есть, о чем разговаривать, — Ломтев попытался прочитать что-то по лицу Громова, но оно было спокойным и непроницаемым. Ломтев надеялся, что у него самого примерно такое же выражение.

— Все это зашло слишком далеко, — сказал Громов.

— Что это? — уточнил Ломтев.

— Наша… размолвка.

— А, ты имеешь в виду, то, что ты чуть не убил меня на дуэли, запер в доме престарелых, надеясь, что я проведу там остаток жизни, а когда этот план провалился, то принялся подсылать ко мне убийц?

— В ответ ты фактически разрушил Грозовой Удел.

— Я? Точно я?

— У меня нет доказательств, — сказал Громов. — Только подозрения. Ровно такая же ситуация, как и у тебя с убийцами, которых, по твоим словам, я к тебе подсылал.

— Убей его, — сказал старый князь, принимая видимый облик за левым плечом Ломтева. — Его слова полны лжи, его обещания не стоят ни гроша. Убей его, и все закончится.

Ломтев сделал вид, что ничего не услышал, хотя игнорировать бубнящего в ухо призрака было не так легко.

— Что же касается того спора, с которого все началось, то я все еще стою на своей прежней позиции, — заявил Громов. — Может быть, это решение было бы выгодно для империи, но оно слишком рискованно для нашего рода, и я не готов рисковать тем, что имею сейчас, в погоне за призрачной мечтой о величии. Последние годы ты своими руками уничтожаешь то, что строил всю свою жизнь, отец. Но для тебя интересы государства всегда были выше, чем интересы семьи.

Ломтем развел руками.

— Убей его, — продолжал уговаривать призрак. — Убей его. Убей слабака, который забыл, чему он присягал.

Видимо, так действительно что-то важное, подумал Ломтев. Непохоже на обычные семейные неурядицы.

— А ты не думаешь, что мне виднее? — поинтересовался Ломтев, прощупывая почву.

— Я думаю, что ты ошибаешься, отец, — сказал Громов. — Величие империи определяется отнюдь не протяженностью ее границ. Но я понимаю, что взаимопонимания в этом вопросе мы уже не достигнем, и рад, что теперь ты можешь решать за себя, не впутывая в это остальную семью. Мою семью.

— Она была и моей, — напомнил Ломтев.

— Ты сам отказался от нее в тот миг, когда напал на меня, — парировал Громов. — Дуэль, говоришь? Ты набросился на меня и пытался убить, а я защищался, всеми силами стараясь сохранить тебе жизнь. Ведь, как бы там ни было, ты все еще был моим отцом.

— А потом ты, стало быть, передумал?

— Ты не