Крещение огнем - Анджей Сапковский

Увидев вырывающихся из засады Крыс, двое сопровождающихкарету верховых тут же развернулись и кинулись в стороны. Шансов у них не было.Гиселер с Реефом и Искрой отрезали им путь и после короткой схватки зарубили.На двух оставшихся, готовых отчаянно защищать карету, запряженную четверкойсерых в яблоках лошадей, вылетели Каплей, Ассе и Мистле. Цири почувствоваларазочарование и непреодолимую злость. Ей не оставили никого. Похоже, ей некогобудет убить.

Но был еще один всадник, едущий перед каретой в качествегонца, легковооруженный, на быстром коне. Он мог бы убежать, но не убежал.Развернулся, закрутил мечом и помчался прямо на Цири.

Она подпустила его, даже немного сдержала коня. Когда онударил, она приподнялась на стременах, свесилась с седла, ловко избежав клинка,тут же вынырнула, резко оттолкнувшись от стремян. Наездник был ловок и скор,сумел ударить снова. На этот раз она парировала удар наискось, а когда его мечсоскользнул, рубанула наездника снизу, коротко, по кисти руки, проделав финт,нацелилась мечом в лицо, и когда он машинально заслонился левой рукой, ловкоразвернула меч и хлестнула его под мышку ударом, которому часами училась в КаэрМорхене. Нильфгаардец сполз с седла, упал, поднялся на колени, дико завыл,резкими движениями пытаясь сдержать рвущуюся из разрубленных артерий кровь.Цири несколько мгновений присматривалась у нему, как всегда, очарованная видомчеловека, изо всех сил борющегося со смертью. Дождалась, пока он истечеткровью. Потом отъехала, не оглядываясь.

Все кончилось. Эскорт перебит до последнего человека. Ассе иРееф остановили карету, уцепившись за узды первой пары цуговых лошадей.Форейтор, молоденький паренек в цветастой ливрее, которого сбросили с правойцуговой, ползал на коленях, плакал и умолял о милосердии. Кучер бросил вожжи ивторил ему, складывая руки как для молитвы. Гиселер, Искра и Мистле галопомподскочили к карете. Кайлей спрыгнул с лошади и дернул дверцу. Цири подъехалаближе, слезла, все еще держа в руке покрытый кровью меч.

В карете сидела толстая матрона в роброне и чепце,обнимающая молоденькую и ужасно бледную девушку в черном, застегнутом под шеюплатьице с гипюровым воротничком. К платьицу, как заметила Цири, была приколотагемма. Очень красивая.

– Ну, лошадки! – крикнула Искра, рассматривая упряжку.– Хороши – в яблоках! Картинка, да и только! Заработаем на них по несколькофлоренов!

– А каретку, – Кайлей улыбнулся женщине и девочке, –оттащут в городок кучер и форейтор, надев на себя упряжь. А если придется вгору тянуть, то и дамочки помогут!

– Господа бандиты! – заныла матрона в роброне, которуюплотоядная ухмылочка Кайлея напугала больше, чем окровавленное железо в рукеЦири. – Взываю к вашей совести. Ведь вы не опозорите эту юную девочку?!

– Эй, Мистле, – крикнул Кайлей, насмешливо усмехаясь. –Тут, я слышу, к твоей совести взывают!

– Заткнись, – поморщился Гисслер, все еще не слезая слошади. – Никому не смешно от твоих глупостей. А ты успокойся, женщина. Мы –Крысы. Мы не воюем с женщинами и не обижаем их. Рееф, Искра, выпрягайтелошадей! Мистле, хватай верховых! И – смываемся!

– Мы, Крысы, не воюем с женщинами, – снова ощерилсяКайлей, поглядывая на побледневшее лицо девушки в черном платье. – Только времяот времени шалим с ними, ежели у них есть на то охота. А у тебя, мазелька, естьна это охота? У тебя случайно не чешется между ножками? Ну, стыдиться нечего.Достаточно кивнуть головкой.

– Больше почтительности! – крикнула ломким голосом дамав роброне. – Да как ты смеешь так обращаться к благородной баронессе, милсдарьбандит?

Кайлей захохотал, затем преувеличенно почтительнопоклонился.

– Прощения просим! Не хотел оскорбить! Что, дажеспросить не дозволено?

– Кайлей! – крикнула Искра. – Иди сюда! Ты что тамтреплешься? Помоги лошадей выпрягать! Фалька! Двигайся!

Цири не отрывала глаз от герба на дверях кареты, серебряногоединорога на черном поле. "Единорог, – подумала она. – Когда-то видела ятакого единорога... Когда? В другой жизни? А может, это был сон?"

– Фалька! Что с тобой?

"Я – Фалька. Но я была ею не всегда. Не всегда".

Она вздрогнула, сжала губы. "Я плохо обошлась с Мистле.Обидела ее. Надо как-то извиниться".

Она поставила ногу на ступеньку кареты, вперилась в гемму наплатьице бледной девушки и кратко бросила:

– Давай это.

– Да как ты смеешь?! – завопила матрона. – Знаешь литы, с кем разговариваешь? Это благородная баронесса Касадей!

Цири оглянулась, удостоверилась, что никто не слышит.

– Ах, баронесса? Баронессочка? – прошипела она. –Невысок титул. И даже если б эта молокососка была герцогиней, то должна передомной присесть, да так, чтобы задницей земли коснуться, да и головкой тоже.Давай брошку! Ну, чего ждешь? Сорвать ее с тебя вместе с корсетом?

***

Тишина, наступившая за столом после заявления Филиппы,быстро сменилась общим гулом. Магички наперебой выражали удивление и недоверие,требовали объяснений. Некоторые, несомненно, многое знали о предполагаемойВладычице Севера Цирилле, или Цири, другим имя было знакомо, но знали онименьше. Фрингилья Виго не знала ничего, но кое-что подозревала и терялась вдогадках, вращающихся в основном вокруг некой прядки волос. Однако Ассирэ,которую она спросила вполголоса, молчала и посоветовала помолчать и ей, темболее что Филиппа Эйльхарт продолжала:

– Многие из нас видели Цири на Танедде, где высказаннымв трансе пророчеством она наделала много шума. У некоторых из нас был с неюблизкий и даже очень близкий контакт. Я в основном имею в виду тебя, Йеннифэр.Теперь твоя очередь заговорить.

***

Пока Йеннифэр рассказывала о Цири, Трисс Меригольдвнимательно присматривалась к подруге. Йеннифэр говорила спокойно и без эмоций,но Трисс знала ее достаточно долго и достаточно хорошо. Ей уже доводилосьвидывать ее в самых различных ситуациях, к тому же в таких, которые вызывалистресс, мучили и доводили до грани болезни, а порой и до самой болезни.

Сейчас Йеннифэр, несомненно, была именно в таком состоянии.Она выглядела утомленной, больной и, можно бы сказать, пришибленной.