Война разведок. Тайные операции спецслужб Германии. 1942-1971 - Райнхард Гелен

Сделав такое многозначительное заявление, Мануильский тем самым поддержал доктрину Ленина, предвещавшего в такой же тональности крушение и гибель капитализма. После смерти вождя революции Сталин стал бороться за единоличное господство в Советском Союзе. А через четырнадцать лет красный диктатор победил в союзе с западными державами Германию. Он встал твердой ногой на Эльбе и, за исключением намерения овладеть морскими проливами у Константинополя, осуществил не только самые смелые амбиции царей, но и идею панславянизма. Неизбежным результатом этого явилось превращение государств Восточной и Юго-Восточной Европы, попавших в сферу влияния Советов, в коммунистические. И процесс этот завершился в 1949 году.

В последующие годы неизменность советской политики с позиции силы проявилась особенно отчетливо. Для меня, как и для моих сотрудников, события конца сороковых годов, совпавших с образованием Федеративной Республики Германии, означали возложение на нас новых и важных задач. Если до того наши усилия были сосредоточены в основном на добыче секретной информации о военных намерениях и военном потенциале Советов и их сателлитов, то после этого момента мы стали вести наблюдение и проводить анализ советской силовой политики во всех ее аспектах, включая кратковременные акции и среднее и долгосрочное планирование стратегических мероприятий большого размаха. При этом мы вели разведку внутренней обстановки в советском блоке, не упуская из вида его экспансионистскую политику, направленную на другие страны.

Если результаты Ялтинской конференции вызывали опасения создания в недалеком будущем мощной коммунистической мировой державы, то уже через несколько лет события подтвердили неизменность советской политики. Так, в июне 1948 года было осуществлено силовое смещение Бенеша и превращение Чехословакии в коммунистическую «народную демократию». А через двадцать лет Советы силой перекрыли чехам и словакам их «собственный путь к социализму».

То, что произошло с чехами и словаками, венграми и поляками, а также нашими земляками в Средней Германии, не вызвало в западном мире, и прежде всего в нашей стране, должного внимания и осуждения, которые должны бы стать само собой разумеющимися. Иначе чем же объяснить то обстоятельство, что военная оккупация соседней с нами страны не вызвала никакой реакции, кроме некоторого недовольства, а изощренная и лживая коммунистическая пропаганда, объяснявшая проведение этой акции необходимостью «сохранять неприкосновенность» восточного блока, была принята как должное?

Сначала нам было непросто прослеживать основные направления политического развития в советском блоке и исходящие оттуда инициативы, что объяснялось наличием у потенциального противника гигантского аппарата – своего рода «инструментария», предоставлявшего ему неограниченные возможности в применении различных средств и методов, что сохраняется и поныне. Поэтому мы рассмотрим его в следующей главе, так как зачастую составляющие этот аппарат элементы знакомы и понятны лишь посвященным лицам.

Результаты нашей работы, несмотря на их доказательность и правильность выводов, не всегда охотно выслушивались некоторыми политическими деятелями. Дело в том, что, хотя моей службе и удавалось за месяцы и даже годы до их осуществления вскрыть и правильно проанализировать большинство из значительных планировавшихся мероприятий советского блока, нам противостояло сложившееся мнение о будто бы односторонности и даже тенденциозности сведений, представлявшихся нашим разведывательным аппаратом, так как в них отмечалось не только лестное для руководства страны. Я и сам нередко чувствовал себя в роли Кассандры, когда, опираясь на факты, вынужден был предупреждать правительство об иллюзорности и неправильности оценок складывающейся обстановки. Во второй половине шестидесятых годов за нами закрепилось прозвище «сторонников «холодной войны», когда политики нашей страны все более и более проникались идеей «мирного сосуществования и разрядки», выдвинутой «миролюбивым» Советским Союзом. Соответствовало ли такое мнение о нас истине, предоставим рассудить истории.

Целеустремленность советской политики не всегда понималась, да и будет еще пониматься правильно. Удивительным фактом, с которым нам пришлось столкнуться, являлось представление некоторых политиков и высших правительственных чиновников, будто бы советскую политику нельзя понять из-за ее иррациональности. Для меня такой их подход казался довольно странным. Как мне удалось установить, я утверждаю это и сегодня, коммунистическая вообще и советская политика в частности отличаются необычайной ясностью и беспримерной целенаправленностью. К тому же многие коммунистические деятели, убежденные в правильности своего учения, заявляют о своих целях и намерениях с величайшей откровенностью. Однако такие откровения как официального, так и неофициального характера воспринимались у нас с недостаточной серьезностью, в результате чего терялось их восприятие, а люди недостаточно осведомленные истолковывали события (зачастую довольно спорные), исходя из собственного понимания тех или иных вопросов. Недостаточно четкое восприятие этих вопросов и неспособность делать соответствующий анализ приводили их к ошибочным выводам – в отличие от нас, имевших в своем распоряжении достаточное количество устного и письменного материала, добытого в авторитетных коммунистических сферах.

Доминирующая роль идеологии порою не учитывается и вообще забывается. От принятия неправильных выводов и решений, с часто непредсказуемыми последствиями, по моему мнению, могут застраховать лишь прочные и научно обоснованные знания, без которых политическое противостояние с коммунизмом и представляющей его советской мировой державой просто невозможно. К ним относится знание образа мышления советских народов и их союзников, а также теорий марксизма-ленинизма, которые в коммунистическом понимании не только объясняют мир, но и имеют задачу его изменить. Коммунистическая идеология и сегодня, в чем зря сомневаются некоторые «эксперты», является основой всех важнейших решений, принимаемых коммунистическим блоком, и остается руководством к действиям.

Чтобы представить это более понятно, сделаем некоторые противопоставления.

1. Некоторые западные политологи утверждают:

а) что эпоха «идеологий» окончилась;

б) что вследствие этого вирулентность теории всемирной революции потеряла свою силу, а может быть, и вообще утратила свою актуальность;

в) что в ходе развития этого объективного исторического фактора если не внутренняя, то уж во всяком случае вся внешняя политика коммунистов не связана более с идеологизированными целями;

г) что таким образом в собственных внешнеполитических расчетах уже не стоит учитывать элементы «идеологического», то есть всемирнореволюционного мышления и планирования со стороны коммунистических политических партнеров;

д) что из этого вытекает вывод о возможности «нормализации» отношений с коммунистической государственной системой и прежде всего с Советским Союзом.

Исходя из вышесказанного, можно судить о том, что в их понимании государственные интересы выходят на первый план, а идеологическая подоплека начинает терять свою внешнеполитическую функцию. Таким образом, как мы видим, эта основополагающая позиция довольно большого числа западных советологов базируется на их убежденности в растущей конвергенции различных общественных систем. А это приводит к отрицанию вредности марксистско-ленинского учения о всемирной революции в советской внешней политике.