Тщательная работа - Пьер Леметр

На том конце провода повисло долгое молчание.

— Он убьет ее, — сказал Камиль. — Он ее убьет…

И эта очевидность, хоть и вертелась у него в голове на протяжении часов, вдруг предстала перед ним, возможно впервые, как осязаемая реальность, как уверенность столь несомненная, что он едва не выронил телефон и был вынужден опереться рукой о стену.

Балланже дернулся помочь. Луи не шевельнулся, только в упор смотрел на Камиля, но как бы сквозь него, словно тот стал прозрачным. Взгляд у него был застывший, губы дрожали.

— Мсье Лезаж… — проговорил наконец Камиль.

— Что я могу сделать? — спросил книготорговец; голос его звучал почти механически.

Камиль прикрыл глаза от облегчения:

— Книга. «Убийца из тени». Филип Шуб.

Луи повернулся к Балланже.

— У вас есть английский словарь? — спросил он глухим голосом.

Балланже встал и, обойдя Луи, остановился у стеллажа.

— Я знаю эту книгу, да, она старая, — заговорил наконец Лезаж. — Издана где-то в семидесятых или восьмидесятых годах, скорее, в конце семидесятых. Издательство Бильбана. Сам издатель исчез в восемьдесят пятом. Его каталог не возобновлялся.

Луи положил на стол, раскрыл Harrap’s,[42]врученный ему Балланже. И повернулся к Камилю с белым как мел лицом.

Камиль пристально на него посмотрел и почувствовал, как сердце бешено заколотилось в груди.

Автоматически он спросил Лезажа:

— А у вас, случайно, нет этой книги?

— Нет, я сейчас перепроверю… Нет, не думаю…

Луи снова взглянул в словарь, потом опять на Камиля. Его губы произнесли слово, которого Камиль не разобрал.

— А где ее можно найти?

— С такими изданиями сложнее всего. Это серии, не имеющие особой ценности, как и сами книги, впрочем. Не так много людей хранит их. Найти можно только по случаю. Тут нужно везение.

Не спуская глаз с заместителя, Камиль продолжил:

— Думаете, сможете ее найти?

— Завтра гляну… — В ту же секунду Лезаж осознал, до какой степени неуместна его фраза. — Я… я посмотрю, что смогу сделать.

— Благодарю вас, — закончил разговор Камиль. Потом, не выпуская телефон из рук, спросил: — Луи?..

— Шуб… — произнес Луи — По-английски это такая рыба.

Камиль по-прежнему не спускал с него глаз:

— Ну и?..

— По-французски… голавль.

Камиль открыл рот и выронил телефон, который упал на пол с металлическим звуком.

— Филипп Бюиссон де Голавль, — сказал Луи. — Журналист из «Ле Матен».

Камиль резко повернулся и посмотрел на Мальваля.

— Жан Клод, что же ты наделал…

Мальваль покачивал головой, уставив в потолок глаза, полные слез:

— Я не знал… я не знал…

Едва машины остановились у дома на бульваре Ришар-Ленуар, трое мужчин ринулись вверх по лестнице; Мальваль, самый высокий, опережал Луи и Камиля на много ступенек.

Камиль высунул голову за перила, но не увидел ничего, кроме уходящей вверх до самой крыши спирали лестничных площадок со второго по шестой этаж. Когда он добрался до распахнутой двери, замок которой Мальваль выбил выстрелом из револьвера, то увидел погруженную в полумрак прихожую, освещенную рассеянным светом лампы, стоящей чуть подальше справа. Вытащив револьвер, Камиль медленно двинулся вперед. Справа в коридоре он заметил спину Луи, осторожно передвигавшегося от двери к двери, плотно прижимаясь к стене. Слева Мальваль исчез в одном из помещений, которое должно было быть кухней, и появился снова, напряженно присматриваясь. Камиль молча сделал ему знак прикрыть Луи, который мощным толчком распахивал каждую дверь, тут же отшатываясь под прикрытие стены. Мальваль быстро прошел к нему. Камиль остался на пороге гостиной напротив входной двери. Пошел вперед, кидая быстрые взгляды направо и налево. У него вдруг возникла уверенность, что в квартире пусто.

Камиль снова повернулся лицом к гостиной и двум окнам, выходящим на бульвар.

Со своего места он мог окинуть взглядом всю комнату. Почти пустую. Не отрывая глаз от окон, он нащупал рукой выключатель. В глубине справа услышал приближающиеся шаги Луи и Мальваля, почувствовал их присутствие за спиной. Нажал на выключатель, и слева зажегся неяркий свет. Все трое вместе зашли в комнату, которая теперь, при свете, казалась больше. На стенах были видны следы от снятых картин, у окна стояли три или четыре картонные коробки, одна из них была открыта, рядом плетеный стул. Навощенный паркет. Единственным, что притягивало глаз, был одинокий стол слева и стул перед ним, такой же, как первый.

Они опустили револьверы. Камиль убрал свой и медленно подошел к столу. На лестнице раздались новые шаги. Мальваль обернулся и быстро подошел к входной двери. Камиль услышал, как тот что-то неразборчиво говорит. Весь свет исходил от поставленного на стол ночника, шнур от которого шел вдоль стены к розетке, вделанной в стену рядом с угловым камином.

На краю стола пухлая папка из красного картона, раздувшаяся, когда ее перетягивали ремешком.

И листок, положенный на виду, в центре стола. Камиль немедленно хватает его.

Дорогой Камиль,

я счастлив, что вы здесь. Квартира, конечно, несколько пуста, что не очень гостеприимно, признаю. Но вы знаете, что это ради правого дела. Вы наверняка разочарованы тем, что оказались там в одиночестве. Без сомнения, вы надеялись обнаружить вашу очаровательную жену. Придется подождать еще немного…

Через несколько мгновений вы сумеете оценить весь размах моего проекта. Все наконец прояснится. Знаете, хотел бы я быть рядом и посмотреть на вас…

Как вы уже поняли и поймете еще лучше, вся моя «работа» была в достаточной мере надувательством. С самого начала.

Полагаю, что могу с уверенностью сказать: наш успех обеспечен. Нашу «историю» будут рвать из рук, я это чувствую… Она уже написана. Она здесь, на столе, в красной папке, перед вами. Законченная… или почти. Я воссоздал с терпением, которое вам теперь знакомо, преступления из пяти романов.

Я мог бы сделать больше, но демонстрация от этого ничего бы не выиграла. Пять — это не много, но для преступлений вполне приемлемо. И каких преступлений!.. Последнее будет венцом, можете мне поверить. К моменту, когда я пишу эти строки, ваша прелестная Ирэн уже готова сыграть в нем главную роль. Она очень хороша, ваша Ирэн. Она будет идеальна.

Все великолепие и законченность моего произведения заключаются в том, что я заранее написал книгу о самом прекрасном преступлении… после того, как совершил преступления из самых прекрасных книг. Разве это не чудесно? Разве в совершенстве этой спирали, столь совершенно предсказанной, нет чего-то близкого к идеалу?