Большая книга мудрости Востока - Сунь-Цзы

Наблюдения над трудом земледельца подарили Лао-цзы один из самых самобытных, емких и глубоких образов его книги: образ сбережения жизни ради ее роста и продолжения. Подобно тому, как бережливое отношение крестьянина к семенам и посевам, приносит богатый урожай, бережное отношение к собственным жизненным силам, непрерывное бодрствование духа – начало всякой морали, но также высший плод любой религии – вознаграждается долгой и счастливой жизнью.

Этот целиком рифмованный пассаж, уже по форме своей предстающий как бы образом одного неистощимого духовного порыва, сообщает о непрерывном накоплении добродетели, т. е. духовном постоянстве мудрого, которое устремлено к всеединству бытия и потому не имеет пределов. Для идущего Великим Путем вся жизнь – как один день: она пронизана одним чувством, одним стремлением, одним дыханием, одним безотчетным, но вечно памятуемым и потому вечно предвосхищаемым порывом. Этим постоянством «длинной воли» вырабатывается наш характер, наша неповторимая индивидуальность, даже наш облик и манеры. В нем – вся наша цельность и ценность, проистекающие из толщи самой жизни. Да, жизнь вырастает из нее самой: это факт не только биологии, но и духовного опыта. А корень жизни в нас – наша всеобщность «сокровенного подобия». Первостепенное значение для нас имеют наши связи и отношения с другими людьми, а лучшим в себе мы обязаны дружбе и любви. До того, как стать «индивидом», мы уже вовлекаемся в стихию всеобщей сообщительности. Мудрый живет ею и бережет ее, ведь она – питательная среда нашей духовности. Такого человека следует назвать мудрым потому, что способность выделывать, выращивать себя посредством общения с миром нельзя приобрести в один присест простым усилием воли – ее надо накапливать по капле, день ото дня, одновременно теряя – тоже по капле – свои себялюбие и гордыню. Накопление без накопления – вот имя для постижения вечнопреемственного, извечно возобновляемого в нашей душе. Такое возделывание себя в самом деле подобно хозяйствованию на земле: труд тяжелый, а плоды его появляются нескоро и часто скудны. Но только такой труд доподлинно соединяет людей, только благодаря ему человек может приобрести истинный авторитет. В этом всеобщем «сбережении» («сбережение Пути» – традиционное название главы) больше всего нужно остерегаться отождествления своего дела с каким бы то ни было предметным занятием. Жить «бережно» означает не скопидомство, а способность не иметь ничего лишнего, сберегать одно истинносущее, т. е. открываться бездне самоотсутствия в себе. Вспомним одно из предыдущих изречений Лао-цзы: тот, кто хорошо стоит, живет не сам в себе, а в благочестии своих потомков и более того: в изобилии родовой жизни. Оттого же он обретает способность предвосхищения событий. Вот подвижничество, благодаря которому мы прикасаемся к вечности и преображаем тяжелый земной труд в небесную радость «недеяния». Благодаря ему мы приобретаем всеобщее уважение, потому что, живя доподлинно вместе с другими, открываем для всех перспективы творческих метаморфоз и сами благодаря другим людям этим перспективам открываемся.

Чем больше мы стараемся свести разнообразие жизни к одному всеобщему порядку, чем настойчивее ищем формальное единство вещей, тем более чуждым и враждебным кажется нам окружающий мир. Мы хотим быть в безопасности и точно знать, кто мы такие, а ради этого отворачиваемся от всего непонятного и странного в нашей душе только для того, чтобы в конце этого пути к разумной жизни обнаружить, что мы окружены сонмом устрашающих призраков. Верно заметил Честертон: «Безумен не тот, кто лишился разума, а тот, кто лишился всего кроме разума». Безумие и бесовщина таятся внутри самоуверенно-благодушной рациональности. Странно, но факт: разумность, такая понятная в частностях, в масштабах целого создает нечто совершенно неудопонимаемое и даже чудовищное. Но как раз поэтому нет ничего удивительного в том, что современная цивилизация – этот настоящий триумф технико-административного разума – выпустила на свет полчища демонических сил, преследующих и даже, можно сказать, терроризирующих «цивилизованное человечество», питающих его многочисленные фобии. В таком обличье возвращается к людям действительность их психики, изгнанная в область неразумного и запретного «иного». Лао-цзы напоминает – и его напоминание более чем когда-либо уместно сегодня – о том, что подлинное единство бытия есть полнота разнообразия. Хороший политик должен прежде всего уметь, как врач, не навредить. Его мудрость заключена в его мягкости. Он умеет примирять людей и демонов – демонов их сознания – посредством великого смирения и деликатной уступчивости, которые составляют два измерения – внутреннее и внешнее – «сбережения сущего». Предоставляя свободу естественному течению событий и не позволяя вмешиваться в него другим, он дает всему быть и тем самым, как ни странно, указывает каждой вещи ее действительное место. Поистине, мы становимся теми, кто мы есть, лишь находясь в гармонии – по сути, неизмеримой – с другими. Не будет счастья там, где люди неспособны увидеть в другом человеке брата и сподвижника. В своей несоизмеримости с другими мы живем одновременно сами по себе и вместе с миром. Счастье дается, и притом полной мерой, или всем, или никому. Всеобщая же мера добродетели есть умиротворенность и смирение, оно же жизнь в мире с миром. И кто сможет, да и просто будет пытаться тогда отличить небесное от земного, ангельское от человеческого?