Источнику не нужно спрашивать пути - Берт Хеллингер

Так же и жизнь появляется из небытия, которое мы познать не в состоянии, и снова погружается в небытие. Собственное великое всегда скрыто. Это огромный мир. То, что мы способны воспринять в момент появления, нечто проходящее и ничтожно малое, по сравнению с тем большим.

Умершие покоятся в сфере скрытого. Они влияют на наш мир и если позволить им это, наша жизнь становится движима ими.

Но тот, кто погружается в скрытое до времени, действует против этого процесса. И тот, кто цепляется за жизнь больше отпущенного времени, кто пытается удержать жизнь насильно, также совершает преступление против потока «появление — погружение в непознанное». И то, и другое — против потока. «Слишком ранний уход» — неуважение к тому, что появляется на краткий миг. Так же и «удержание жизни» (страстное желание быть всегда здоровым, хотя и время уже пришло). Если время истекло, уместно отпустить нить жизни и погрузиться в небытие. Поэтому я как терапевт поддерживаю жизнь живущих при помощи умерших, если я вправе, настолько долго, насколько подобает. Но если время прошло, я никого не держу. И это моя позиция. Я не хочу противиться судьбе, идти против потока жизни, не хочу нарушать ее потока.

В такой позиции обретаешь спокойствие и глубину. Можно мысленно входить в одну сферу и в другую. Ты связан с истоками жизни. То, что выявляется, не оторвано от скрытого. Оно существует.

В душе человека живет стремление к смерти и умершим. Это очень кроткое и глубокое движение. Все движение жизни — стремление назад, туда, откуда появилась жизнь. Жизнь стремится туда, откуда она пришла. Это глубокое, кроткое движение мы могли наблюдать. Можно было видеть, насколько оно глубже и больше, чем так называемое счастье. Идущий вместе с этим движением находится в гармонии со всем, что ни есть, в полной гармонии.

Иногда в этом движении, в следовании ему возникает восходящий поток, тепловой поток, который поднимает нас. Ведь некоторые слишком рано поддаются движению. Они уходят прежде времени, и это очень плохо.

Жизнь приходит к нам издалека, и мы не знаем, откуда она берет свое начало. Она течет издалека и достигает нас. Она берет нас. Не мы ее. Она приходит из своего начала, берет нас, использует нас на своей службе и снова бросает нас к первоистоку, что бы это ни было.

Душе известны и изначальные причины, и происхождение жизни. Она стремится назад к первоистоку через некоторое время. Жизнь берет нас, мы чувствуем себя несомыми ее потоком, зная при этом, что она висит на шелковой нити. Через некоторое время нить обрывается, и мы снова возвращаемся к первоистокам.

Душа не испытывает страха перед этим движением. Иногда «Я> боится его. «Я» в меньшей степени боится возврата в небытие, а в большей степени боли, связанной с переходом в небытие. Тот, кто находится в гармонии с таким движением, ведет себя в соответствии с тем, чему содействует. Ведь жизнь, беря нас, требует от нас согласия с ее движением. Так мы в согласии и с жизнью, и с ее концом, когда приходит время.

Движению к жизни и обратно к смерти присущи определенное время и определенный порядок. Некоторые расстаются с жизнью преждевременно, прежде чем завершено движение. Они делают это, подчиняясь внутреннему движению. Оно самонадеянно. Если, например, ребенок рано потерял своих родителей, его охватывает стремление уйти за матерью или за отцом, за братом или сестрой, которые умерли прежде времени. Ребенок полагает, что сможет их обрести вновь, так говорит ему его жизненный опыт.

Это детское представление. Часто ребенок также считает, что он будет рад и что умершие будут рады, если он соединится с ними, т. е. что они встретятся всей семьей. При этом мы забываем о том, что умершие не живут больше, они ушли обратно, туда, откуда пришла жизнь.

В «Тристане и Изольде» Вагнер называет это генетическим забвением. Там не существует отношений в том смысле, который известен нам из жизни. Тот, кто думает, что сможет снова увидеть умерших, тот не понимает глубины и окончательности этого движения.

Многие думают, что могут своим уходом из жизни не только обрадовать умерших, но и спасти их. Такое представление часто является одной из значимых причин тяжелой болезни. Решением будет — вернуться к взаимосвязям на более высоком уровне, снова отдаться потоку жизни и жить, сколько угодно жизни и сколько она позволит. Так человек обретает гармонию. Это может пробудить в болезни целительные силы, и время, которое осталось, удлинится.

Это одна сторона. Но существует и другая. Некоторые держатся за жизнь сверх отпущенного времени, когда отпущенное время уже прошло. Тем самым они нарушают движение души. Усиленные реанимационные мероприятия — это попытка остановить движение, несмотря на то, что в принципе все уже случилось. Многие врачи и терапевты даже обязаны это делать, так они вторгаются извне в движение к смерти, нарушая его ход.

Но как умершие воздействуют на нас? Умершие лишь медленно уходят от нас, оставаясь какое-то время поблизости. Некоторые остаются рядом с нами особенно долго. Это те, о ком не скорбели, или не уважали, или исключили, или забыли. Особенно долго остаются те, о ком мы ничего не хотим знать или кого боимся. Скорбь возможна, если предаться боли и, проходя через боль, уважать и почитать умерших. Если по умершим скорбели, их почитают, они уходят. Тогда жизнь для них — в прошлом, они могут покоиться с миром.

У Рильке есть стихотворение об Орфее, Эвридике и Гермесе: «Своею переполнена кончиной, она в себе замкнулась[8]». Смерть — это завершение. С таким представлением о смерти мы иначе относимся к ней. В том числе к тем, кто умер слишком рано, в том числе к мертворожденным детям. Нам часто кажется, что такие дети лишились чего-то. Но чего они могли лишиться? Самое важное есть и остается за пределами жизни, до нее и после нее. Это то, откуда мы приходим в жизнь, и то, куда уходим после.

Если мы отпускаем умерших от себя, они благотворно влияют на нас из царства мертвых, они не тяготят нас и не требуют от нас никаких усилий. А тот, кто долго скорбит об умерших, удерживает их около себя, несмотря на то, что умершие хотят уйти. Это плохо как для умерших, так и для живых. Скорбь бывает долгой, когда мы в чем-то виноваты перед умершим или не признаем этого.

Живущие скорбят не слишком долго. Фрейд наблюдал это в случае с президентом Вильсоном. Когда через год после смерти жены он женился вновь, Фрейд написал: «Это признак того, что он очень любил свою жену. Если любил и скорбел, жизнь продолжается и любимые умершие соглашаются с этим».

Большая душа не делает различий между живущими и умершими. Все они — жители одного царства. Когда страх перед умершими проявляется в попытке отграничиться от них, это имеет плохие последствия. И наоборот: если еврей, который выжил, говорит своим погибшим родственникам: «Я тоже иду», он сможет жить еще столько, сколько ему отпущено. Он не боится. С умершими и от умерших в нашу жизнь приходит доброжелательность. Это можно увидеть в процессе расстановок. Уважение к умершим оказывает миротворческое и жизнеутверждающее воздействие.