Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

Он поднялся. Откуда только взялись силы, но он вскочил и принялся опоясываться, долго опоясываться невидимым мечом, рыча, словно лев. Опоясавшись, он крикнул: «Пошли!» — обернулся, но лев исчез.

Раскатистый смех прогремел над ним, и послышался голос: «Смотри!» Молния рассекла ночь и замерла, а под неподвижной молнией появились опоясанные стенами города, дома, улицы, площади, люди, а вокруг — поля, горы и море: справа — Вавилон, слева — Иерусалим и Александрия, а за морем — Рим. И снова раздается голос: «Смотри!»

Иисус поднял глаза вверх: некий ангел, с желтыми крыльями, рухнул с неба вниз головой. Плач раздался в четырех царствах, люди воздели руки к небу, и руки их отвалились, изъеденные проказой. Они раскрыли рты, чтобы крикнуть: «Помогите!» — но губы их отвалились, изъеденные проказой. Всюду на улицах валялись руки, носы и губы.

Когда же Иисус воздел руки, чтобы воззвать к Богу: «Смилуйся! Сжалься над людьми!» — второй ангел, с пестрыми крыльями, с колокольчиками на ногах и на шее, рухнул с неба вниз головой, и в то же мгновение по всей земле раздался смех и хохот, прокаженные пустились бежать, безумие охватило их, и все, что еще оставалось у них от тела, сотрясалось от смеха.

Иисус зажал уши, чтобы не слышать. Дрожь охватила его. И тогда третий ангел, с алыми крыльями, рухнул с неба звездой. Забили четыре фонтана огня, четырьмя колоннами поднимался дым, звезды потускнели. Подул легкий ветерок, и дым улегся. Иисус глянул и увидел, что четыре царства обратились в четыре горсти пепла.

И снова раздался голос: «Вот царства земные, которыми ты собирался завладеть, несчастный! Это были три моих любимых ангела — Проказа, Безумие, Пламя. Пришел День Господень, Мой День!» Голос отгремел, и молния исчезла.

Заря застала Иисуса скатившимся с камня, уткнувшимся лицом в песок. Видно, он долго рыдал ночью, потому как глаза его были воспалены и жгли. Он огляделся вокруг. Может быть, эта бескрайняя пустыня и впрямь была его душой? Песок двигался, оживал. Послышались пронзительные голоса, смех, насмешки, плач. Маленькие зверьки, похожие на зайцев, белок, куниц, приближались к нему прыжками, а глаза у них были красными, словно рубины…

«Безумие идет, — подумал он. — Безумие идет поглотить меня…»

Он закричал, зверьки исчезли, и некий ангел, с полумесяцем, свисающим с шеи, с радостной звездой между бровями, взгромоздился перед ним, распахнув зеленые крылья.

— Архангел! — прошептал, обращаясь к нему, Иисус и прикрыл ладонью глаза, чтобы не ослепнуть.

Ангел сложил крылья и улыбнулся.

— Не узнаешь меня? Не помнишь?

— Нет! Нет! Кто ты? Отойди чуть подальше, архангел, — мне трудно смотреть.

— Помнишь, когда ты был малым дитем и не умел еще ходить, держась то за дверь, то за материнский подол, чтобы не упасть, ты кричал, громко кричал в мыслях своих: «Боже мой, и меня сделай Богом! Боже мой, и меня сделай Богом! Боже мой, и меня сделай Богом!»

— Не напоминай о бесстыжем богохульстве! Да, я помню!

— Я — тот голос, звучавший внутри тебя. Это я кричал. Я кричу и теперь, но ты делаешь вид, будто не слышишь, потому что боишься. Но хочешь не хочешь, ты услышишь меня, пришел час. Я избрал тебя еще до твоего рождения. Изо всех людей — тебя. Я тружусь и свечу внутри тебя, не позволяя тебе скатиться до малых добродетелей, до малых радостей, до малого счастья. И вот теперь в эту пустыню, куда я привел тебя, явилась женщина, и я изгнал ее, явились царства, и я изгнал их. Я изгнал их, не ты. Я храню тебя для дел неизмеримо более великих, неизмеримо более трудных.

— Более великих, более трудных?

— Чего ты желал, когда кричал, будучи ребенком? Стать Богом. Ты станешь Им!

— Я? Я?

— Не будь малодушным, не вопи. Ты станешь Им. Уже стал. Как ты думаешь, какие слова обронил над тобой дикий голубь на Иордане?

— Говори! Говори!

— Ты Сын Мой, единственный Сын Мой! — вот весть, принесенная тебе диким голубем. Не дикий голубь был это, но архангел Гавриил. Радуйся же, Сыне, единственный Сыне Божий!

Два крыла взметнулись в груди Иисуса, и почувствовал он, как жжет его между бровей большая бунтарская утренняя звезда, и некий глас раздался внутри него: «Я не человек, не ангел, не раб Твой, я — Сын Твой, Адонаи. Я сяду на престоле Твоем судить живых и мертвых и буду держать, играючи, в деснице моей шар — мир земной. Уступи мне место!»

Громкий смех раздался в воздухе. Иисус встрепенулся. Ангел исчез. Тогда он издал душераздирающий вопль:

— Люцифер!

И рухнул лицом в песок.

— Итак, до встречи, — раздался насмешливый голос. — До скорой встречи!

— Никогда! — прорычал Иисус, уткнувшись лицом в песок. — Никогда, Сатана!

— До встречи, — повторил голос. — В эту же Пасху! Несчастный!

Иисус зарыдал. Крупными, горячими каплями падали слезы в песок. Он снова и снова умывался слезами, и душа его очищалась. Так продолжалось много часов.

Под вечер подул свежий ветерок, солнце стало ласковым, далекие горы порозовели. И тогда прозвучал милосердный приказ, и незримая длань коснулась плеча его:

— Встань! Пришел День Господень. Поспеши с вестью к людям: «Я иду!»

И когда он только миновал пустыню, добрался до Мертвого моря и вернулся к возделанной земле и густо пропитанному человеческим дыханием воздуху?! Он не шел — разве были у него силы для этого? Незримые длани несли его, подхватив под руки. Редкое облако, появившееся было в пустыне, сгустилось, потемнело, закрыло небо, раздался гром, и упали первые капли дождя. Земля помрачнела, дорога исчезла. С разверзшегося неба вдруг хлынули потоки. Иисус сложил вместе ладони, набрал в них воды, напился. Он остановился. Куда идти? Молнии разрывали небо. На какое-то мгновение лик земной озарился, становясь то голубым, то желтым, то совсем бледным, и тут же снова погрузился во мрак. В какой стороне лежал Иерусалим? В какой стороне был Иоанн Креститель? Где были товарищи, оставшиеся ожидать его в зарослях речного камыша?

— Боже, — прошептал Иисус. — Просвети меня. Блесни молнией, укажи мне путь!

И лишь только он произнес эти слова, молния рассекла прямо перед ним небо. Бог подал ему знак, и он уверенно направился в сторону молнии.

Шел проливной дождь. Мужские воды низвергались с неба, устремлялись вниз и соединялись с женскими водами земли — реками и озерами. Земля, небо, дождь стали единым целым и гнали его, направляя к людям. Он шлепал по грязи, путаясь в низкорослых растениях, спускался в ямы, поднимался наверх. В свете молнии он разглядел вверху над собой густо покрытое плодами гранатовое дерево, протянул руку, сорвал гранат, наполнил ладонь рубинами и освежил горло. Он сорвал еще один плод, затем еще один, поел и благословил руку, посадившую дерево.