Пуля без комментариев - Геннадий Сорокин

Самойлов помолчал, посмотрел на схемы, нарисованные Андреем, в задумчивости почесал подбородок.

– Такое дело в суд отправлять нельзя, – сказал он. – В отношении Алексея Мякоткина у нас нет никаких доказательств.

– Револьвер, – заявил Лаптев. – На месте убийства Чернобука его не было.

– Это ерунда, а не доказательство! – отмахнулся Роман Георгиевич. – Револьвер сам по себе не говорит ни о чем. Предположим, что завтра мы обнаружим это оружие у Мякоткина дома, на даче или в гараже. Ну и что с того? Он тут же заявит, что нашел револьвер на улице, хотел сдать в милицию, но не успел. Ладно, я подумаю, что можно высосать из этого дела.

Спустя неделю Самойлов вновь вызвал к себе Лаптева.

– Ты о событиях, произошедших в выходные, знаешь? – спросил Роман Георгиевич. – Скажи кому, никто не поверит! Дело было так. Американское посольство потребовало у нашего МИДа отчитаться о ходе расследования преступления в отношении гражданина США Джона Флейка. Министерство иностранных дел переправило запрос в Генеральную прокуратуру. Оттуда оно попало в нашу областную прокуратуру и далее, по цепочке, в городскую. Как и всегда, сработала бюрократическая перестраховка. Генеральная прокуратура потребовала раскрыть преступление в течение недели, а областная сократила срок до трех дней. Следователь Ващенко, у которой дело в производстве, вызвала в субботу оперов, стукнула кулачком по столу и приказала найти виновного к понедельнику. Представь себе такую картину! Размалеванная самоуверенная кукла стучит по столу и требует немедленного результата. Слово – дело. Опера через два часа привозят ей пьяного Ивана Ляхова, известного поэта и заместителя председателя движения «Новая коммунистическая гвардия». В ответ на вопросы изумленной Ващенко ребята заявляют, что именно он и организовал убийство банкира Мякоткина.

Дескать, посмотри, вот его стихотворение «Смерть тиранам!», опубликованное как раз перед акцией у памятника. Что он тут пишет? «К ногам вождя падет тиран». Это о Мякоткине? Без сомнения. Он банкир, кровопийца, враг трудового народа. Где его убили? У подножия памятника Ленину, то есть у ног вождя. Что тебе еще надо? Подстрекательство налицо.

Все на этом и закончилось бы, но тут у Ляхова в голове что-то перемкнуло, и он как заорет: «Вы куда меня привезли? Я думал, что в прокуратуру, а оказалось – в бордель! Эй ты, проститутка, скидывай юбку, я покажу тебе пролетарское орудие труда!» Поэт полез расстегивать ширинку на брюках. Ващенко взбесилась и задержала Ляхова в качестве подозреваемого. Сейчас он в ИВС, ждет предъявления обвинения.

– В какое славное время мы живем! – с усмешкой проговорил Андрей. – Оказывается, за стихотворение можно за решетку угодить. Роман Георгиевич, а почему опера выбрали именно это произведение? У Ляхова же все стихи такие. Смерть тиранам, долой Ельцина, да здравствует новая пролетарская революция!

– Сдается мне, что они взяли первую попавшуюся газету «Новый путь» и нашли в ней подходящее стихотворение. Если бы Ляхов Ващенко проституткой не назвал… Но что было, то было. Теперь давай о серьезном. Мне предложили стать начальником городского УВД и намекнули, что хорошим аргументом при моем назначении стало бы раскрытие дела Мякоткина. Оно означает направление дела в суд с обвинительным заключением и признательными показаниями обвиняемого. – Самойлов постучал кончиками пальцев по столу, посмотрел в глаза Лаптеву. – Андрей, ты талантливый аналитик и комбинатор. Если кто сможет вывести Мякоткина на чистую воду, то только ты. Я даю тебе срок до конца недели. К следующему понедельнику я жду у себя на столе признательные показания Алексея Мякоткина. Как только закончишь с этим делом, можешь перебираться в свой бывший кабинет.

– А куда вы Ефремова денете?

– Отправлю назад, в Ленинский РОВД. Ефремов в последнее время увлекся решением своих личных проблем. Мне такой заместитель начальника уголовного розыска не нужен. Андрей, все силы городского управления в твоих руках. К понедельнику мне нужен результат. Действуй!

Дома Лаптев рассказал Лизе о разговоре с Самойловым.

– Ни за что! – немедленно отчеканила супруга. – Если ты меня хоть капельку любишь, то не вернешься в уголовный розыск. Об окладе и звании мне даже не говори! Я хочу видеть дома мужа, а не его зарплату. Да и звезды твои мне не нужны. Никакого перевода в ОУР. Сиди в следствии. Я уже привыкла к спокойной жизни и ничего менять не хочу.

– Лиза, здесь палка о двух концах! Кто тебе сказал, что я останусь в следствии, а не полечу вслед за Ефремовым к черту на кулички? Если Самойлова не утвердят, то враги могут спихнуть его куда-нибудь в областное УВД, бумажки перебирать. Вслед за ним автоматически выгонят меня. Я в следственном отделе на птичьих правах. Первая же медкомиссия меня забракует.

– Когда тебе звание придет?

– В праздничный приказ ко Дню милиции меня не успели включить, так что с майорскими звездами придется подождать до первого декабря.

– Если тебе присвоят звание как следователю, то комиссовать уже не смогут?

– Конечно, нет. Звезды – это подтверждение соответствия занимаемой должности.

– Отлично! Раскрой им Мякоткина и оставайся на месте. Ты же можешь отказаться от новой должности? Андрюша, посмотри на меня! Забудь про уголовный розыск и сиди на своем теперешнем месте.

– Знал бы Леша Мякоткин, что его судьба зависит от моей больной ноги! – сказал Андрей. – Какая интересная логическая цепочка получается. Моя нога – должность следователя – назначение Самойлова. Лиза, я не рвусь в уголовный розыск. С меня достаточно того, что я снова в строю. – Лаптев замолчал, включил телевизор, достал сигареты.

– Андрей, обещай, что ты откажешься от новой должности, – потребовала супруга. – Ты совсем не слушаешь меня!

Лиза обернулась и увидела, что Лаптев, не отрываясь, смотрел на экран телевизора.

Оператор снимал немолодого длинноволосого мужчину с непокрытой головой. Взор его сверкал ненавистью и праведным гневом.

– Это что за Че Гевара местного разлива? – поинтересовалась Лиза.

– Это поэт, революционер и экстремист Иван Ляхов, – ответил Андрей. – Судя по всему, его только что освободили из ИВС.

Словно услышав Лаптева, поэт-экстремист погрозил кулаком врагам и провозгласил:

– Запомните, тираны и их холуи, русскому народу рот не заткнуть! Для нас свобода важнее любых материальных благ!

– Я поняла, что ты во всем со мной согласился, – сказала Лиза. – Вот и хорошо. Идем ужинать.

41

На следующий день Лаптев изложил начальнику городского уголовного розыска Стадниченко свой план, точнее сказать, наброски к нему:

– Чтобы понять Мякоткина, надо влезть в его шкуру. Это нетрудно сделать. Он наших кровей, такой же человек, как и мы. Сразу же после армии пошел в милицию. Это значит, что ему нравится внешняя атрибутика нашей службы: форменная одежда, оружие, власть. Человек, зараженный бациллой любви к погонам и оружию, не выздоровеет никогда. Уйдя на гражданку, Мякоткин не поменял свои привязанности. Револьвер – лучшее подтверждение тому. Он придумал отличный план, но допустил одну ошибку, не избавился от ствола на месте убийства сообщника. Если бы он скинул оружие, то цепляться нам было бы не за что, а так у нас остается шанс.