Юрий Звенигородский - Константин Ковалев (Ковалев-Случевский)

Попробуем разобраться — почему это произошло. Первые ответы напрашиваются самым естественным образом. Игумен Кирилл, как считается, сам происходил из рода бояр Вельяминовых, которые в тот момент были верны великому князю Василию Дмитриевичу и считались главными его советниками. Кроме того, в это время Кирилл Белозерский уже был духовным отцом князя Андрея Можайского — младшего брата Юрия и его соседа по уделам. Князь же Андрей был полностью подчинен брату Василию.

«Репутация» у Юрия была такова, что даже переписка с ним могла стать роковой для того, кто на нее решится. В этом смысле никакие авторитеты уже в расчет не брались. И преподобный Кирилл Белозерский это хорошо понимал. Вот почему в его ответе Юрию есть довольно горькие для князя слова.

Юрий просит о духовном покровительстве. Он буквально молит старца стать его личным духовным наставником. При этом предлагает для этого несколько различных вариантов: переехать Кириллу в Звенигород насовсем, или приезжать время от времени, или даже вовсе не оставлять свою обитель, а князь готов будет навещать его когда и сколько тот захочет.

Настоятель Белозерского монастыря отвечает: «А что, господин князь Юрий, писал ты ко мне, грешному, что, дескать, “Издавна жажду я увидеться с тобой”, — так ты, господин, Бога ради не смей того учинить, чтобы тебе к нам поехать…» И еще добавляет для «усиления» отказа, что даже если князь приедет, то ему — настоятелю — придется покинуть монастырь, дабы с ним не встречаться. «Если ты поедешь ко мне, — пишет Кирилл, — так что, господин, ставлю тебя в известность: невозможно тебе нас увидеть. Покинув, господин, даже и монастырь, пойду я прочь…»

Другой бы на месте Юрия просто обиделся, получив такой ответ. Но он продолжал помогать Кирилло-Белозерскому монастырю материально, «обильными милостынями», за что его потом и благодарили. Но самое интересное, что даже Кирилл признавал глубокие знания и духовную крепость, присущие князю Юрию. В том же послании игумену принадлежат строки: «Господин, слышу я, что божественное Писание ты совершенно разумеешь и читаешь».

Уже тогда было ясно, что отношения с весьма самостоятельным князем не всегда приветствовались Москвой и подчинявшимися ей уделами. Вступить с Юрием Звенигородским в отношения, похожие на те, которые у него были со старцем Саввой Сторожевским, означало, что духовный покровитель мог взять на себя бремя восстановления в Великом Московском княжестве исторических прав на престолонаследие, то есть — стать «за Юрия». Но сила и власть тогда были на стороне старшего Василия. Кто бы смог перечить ему и столь серьезно демонстрировать свое отношение лояльности к опальному Юрию?

Вот почему многие отказывали князю Звенигородскому в сотрудничестве. И мы не знаем имен тех, кто заменил ушедшего с миром Савву Сторожевского на духовном поприще наставничества и путеводительства сына Дмитрия Донского.

Такие повороты судьбы пришлось пережить Юрию Звенигородскому после кончины Саввы, особенно в следующий после его отпевания год — 1408-й. Именно тогда, в нарочито показательном виде, брат Юрия — князь Андрей — попросил переехать к нему насовсем бывшего сподвижника Кирилла — старца Ферапонта, основавшего недалеко от Белоозера свой отдельный монастырь. И Ферапонт согласится, приедет и поселится в Можайске, основав здесь новую, Лужецкую обитель. Альтернатива многим звенигородским идеям была налицо. Князь Андрей словно копировал брата: сильный властитель и известный старец — в одном уделе, рядом с Москвой. Но только… за Москву, и без каких бы то ни было претензий на престол (хотя по смерти Юрия — таковые могли появиться!). И князь Юрий вдруг оказался в некоторой духовной изоляции.

Неожиданное одиночество, отсутствие сакральной поддержки после кончины Саввы Сторожевского в какой-то степени влияли и на авторитет Юрия среди народа. Это князь Василий и его сторонники прекрасно понимали. Отсутствие поддержки отцов и старцев подспудно означало в сознании людей, что власть у князя лишь мирская, но она — «без неба». А для русского человека того времени это была не полная власть. Нужны были некоторые доказательства небесного покровительства.

И в дальнейшем летописи покажут нам князя Юрия как «проигрывающего» в глазах простых людей. Особенно когда он займет великокняжеский трон в Москве. Богатый, сильный, знающий, умный, терпеливый, да небесами не поддержанный!

Когда позднее начнутся так называемые «феодальные войны» (термин, оставшийся еще со времен советско-марксистской исторической науки, хотя используемый и поныне), которые лучше и правильнее называть «междоусобными», а также когда пойдет нешуточная борьба за наследство Дмитрия Донского, — князю Юрию будет сопутствовать удача. И окружающие быстро поймут, что юридическая правота на его стороне. Но не более того. Многие не воспримут его притязания с моральной точки зрения. Василий и потомки будут пытаться перехватить инициативу в своем «духовном предводительстве». Моральная изоляция почти сделает свое дело.

Но почти.

Мы же помним — как отозвался о нем автор Жития преподобного Сергия Радонежского! Да и после Звенигородского чудотворца — преподобного Саввы — появятся у него и другие заступники. Они словно будут ждать его в трудную минуту, среди суровых лесов Галичского края.

Из «Сказания о нашествии Едигея» XV века: «Этого старцы не одобрили, сказав: может ли быть хорошим то, него в наши дни не бывало и в древности не слыхано, чтоб столько городов дать князю, пришельцу в нашу землю, а главное столицу Русской земли».

* * *

Мы не случайно вывели эту главу как отдельное повествование в данной книге. Несколько дополнительных биографий нисколько не повредят заинтересованному читателю, дабы он смог разобраться в мельчайших деталях происходивших тогда событий. Без рассказа о Галичских святых многое вообще становится непонятным. Ведь иногда самые невероятные обстоятельства определяли важнейшие исторические решения или поворотные моменты той реальности.

Край Галичский дал Средневековой Руси, да и потом всей России, многих выдающихся духовных подвижников, старцев, представителей духовенства и православной культуры. Среди них есть и преподобные, и митрополиты. Даже простое перечисление имен создает удивительную панораму нашей отечественной истории.

В списке этом: святитель Филипп (Колычев) — митрополит Московский, Макарий Унженский (Желтоводский преподобный), святитель Иона — митрополит Московский, Кирилл преподобный Новоезерский.

Среди иных имен попадаются и такие: предполагается, что из Галича происходил самозванец Григорий Отрепьев. Кроме того, в Галич Мерьский попадали время от времени именитые изгнанники. Так, позднее сюда стараниями Бориса Годунова будет сослан князь Андрей Шуйский, а затем также и Василий Шуйский будет отправлен в эти края самозванцем. Именно в галичских застенках содержались пленные поляки и литовцы, которые сопровождали Лжедмитрия в походе на Россию. Символично, что родина самозванца стала местом заточения его сподвижников.